А сама Таша едва не плакала от смущения.
– И она влюбилась, вон как краснеет.
– Ничего не влюбилась. Просто он же Пушкин.
Однако Пушкин вел себя странно не только у Гончаровых, он посещал два дома с невестами – на Никитской Гончаровых и на Средней Пресне Ушаковых. С Екатериной Ушаковой его связывала давняя дружба и влюбленность. Сестры Ушаковы, почувствовав угрозу потери поэта для своего дома, принялись активно распускать слухи о скорой его женитьбе на Екатерине, а еще, словно в отместку, изрисовывали свои альбомы карикатурами на Наталью Гончарову.
Потому и страдали Таша и Азя.
– Ташенька, а ты его любишь?
– Не знаю…
– Так не любят! – авторитетно заявила Екатерина. – Любовь – это всепоглощающее чувство, если любишь, то уж никак не скажешь «не зна-а-ю…». И он тебя тоже не любит; если любят одну, то другой амуры строить не будут. Забудь его!
Наташа печально вздохнула. Нет, она и правда не любила Пушкина той самой всепоглощающей любовью, о которой говорила старшая сестра, но забыть его глаза, его легкие, умные речи, его восхищение, наконец, не могла. Лучше бы не приезжал совсем!
И вдруг 30 апреля к Гончаровым явился Федор Иванович Толстой. Весь вид его говорил о необычности визита и особой важности. В комнату, где Наташа и Екатерина сидели с рукоделием, вбежала возбужденная Азя:
– Таша… там Толстой!
– И что?
– Таша, он сватать приехал, вот тебе крест сватать!
– Да ну тебя! – отмахнулась Екатерина. – Скажешь тоже: сватать!
Но Александра оказалась права: Федор Иванович Толстой и впрямь приехал просить руки Натальи Николаевны от имени Пушкина.
Наталья Ивановна Гончарова явно смутилась. Конечно, лестно, когда первый поэт России, столь известный Пушкин твердит о своей любви к ее дочери, о том, что она краше всех девиц на свете, однако что за спешка? Да и Таша совсем молода… Имелась еще одна причина раздумий – сестры Гончаровы были бесприданницами, и хотя об этом знала вся Москва, признаваться не очень-то хотелось.
Мать решила повременить: коли серьезны намерения поэта, так никуда не денется. Ответила уклончиво, мол, молода слишком та, чьей руки Александр Сергеевич просит, пусть несколько подрастет. Это не был отказ, но и не согласие тоже.
Наталья Ивановна воспринимала это как не согласие, а Пушкин как не отказ. Он написал благодарное письмо за то, что не отказали, оставив надежду, и… умчался невесть куда! Поговаривали, что на Кавказ. Судьбу испытывать? Или, не получив быстрого согласия, так же быстро передумал?
– Нашел кому поручать сватовство! – смеялась Екатерина. – Сам Толстой-то личность ненадежная, вот и женишка такого же привел!
Федор Иванович Толстой и впрямь был примечателен своим беспокойством и готовностью ввязаться в любую авантюру. Американцем его прозвали за то, что некогда за дерзость бароном Крузенштерном был попросту ссажен на одном из диких Алеутских островов, добро хоть не безлюдном. Подобрали его местные жители, приютили, граф принял помощь, взамен научив их играть в карты, сумел-таки по льду выбраться на берег и даже добраться до Петербурга. Вся жизнь графа Толстого, кажется, состояла из одних приключений. Он вечно с кем-то ссорился, стрелялся, бывал разжалован и снова обласкан за свои боевые заслуги…
Екатерина права: при всей доброте характера Федор Иванович Толстой не был для строгой маменьки солидным гарантом, скорее напротив. Именно потому, узнав, что несостоявшийся жених вдруг умчался, даже не попрощавшись, Наталья Ивановна перекрестилась, а дочери и думать запретила о непостоянном женихе.
Наташа старательно выкидывала Пушкина из головы все лето. Но осенью…
Шум в прихожей привлек внимание сидевших за чаем младших Гончаровых. Маменька не вставала так рано, а потому ее за столом не было. Не было и Таши, она не любила утренних чаев. Дмитрий начал подниматься, чтобы посмотреть, в чем дело, как в дверь… влетела калоша, видно с ноги пришедшего. Следом, едва сбросив одежду на руки прислуге, ворвался и сам хозяин калоши – Пушкин.
Первый вопрос после приветствия о Наталье. Но перепуганная Таша отказалась выходить, пока Пушкин не поговорит с маменькой. Пушкин в отчаянье: хозяйка дома еще в постели, пока встанет, пока приведет себя в порядок, нет, он не может столько ждать!
Азя, прижимая руки к щекам, испуганно повторяла:
– Таша, он украдет тебя! Украдет и увезет на свой Кавказ! Я это чувствую.
Сережа Гончаров с трудом сдерживал смех, ему очень понравилась влетевшая впереди хозяина калоша. Давненько в их доме не было столько шума!
Наталья Ивановна приняла неожиданного гостя прямо в спальне, не вставая с постели (сам напросился, нечего ни свет ни заря по гостям ходить!). Сам прием Пушкина совершенно обескуражил, он оказался холодным – в Москве уже прочитали кое-какие стишки из старых запасов, которые он сам хотел бы спрятать, а вот издатель совершенно не вовремя напечатал, стихи весьма фривольные, если не сказать больше. Для человека, надумавшего жениться на юной девице, публикация не слишком подходящая, оттого и холодность.
Казалось, вопрос исчерпан, от ворот поворот не дали, но понять, что ловеласа зятем видеть не жаждут, продемонстрировали.
Мало того, сам Пушкин начал снова посещать Ушаковых, причем так часто, как только позволяли приличия. А потом и вовсе уехал в Петербург. Наталья Ивановна надеялась, что дочь забудет своего непостоянного жениха, тем более появились другие поклонники. Таша была весьма успешна в свете, блистала в живых картинах, очаровывала, привлекала внимание.
Конечно, маменька предпочла бы князя Платона Мещерского – симпатичного, умного, образованного и, главное для Гончаровой, богатого. Были и помимо него поклонники, но этот – самый лучший. Это по мнению маменьки, а к ее мнению дочь привыкла прислушиваться.
Тем неожиданней для Натальи Ивановны стало упорство дочери:
– Нет! Только за Пушкина.
Недаром маменька говорила, что в тихом омуте… Тихая и застенчивая Наташа оказалась кремнем, она отстояла право самой выбирать, за кого идти замуж.
Но Пушкин своего предложения не подтверждал, мало того, вся Москва знала, что он влюблен в старшую из сестер Ушаковых – Екатерину и почти сделал предложение.
«Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась…» – писано Пушкиным Наталье Ивановне для объяснения своих мыслей и переживаний.
Чему же верить, слухам, что Пушкин сватается к Ушаковой, или его словам в письме, присланном будущей теще? Наталья Ивановна поморщилась: что за зять у нее будет, поухаживать, как другие, порядочно и степенно, и то не может, все с какими-то вывертами, все с непонятностями! Уж или снова посватался бы, или оставил Ташу в покое, а то у девушки глаза ввалились от переживаний и от множества слухов об Ушаковой.