Но всех растолкал один из воинов:
– Не трогать! Не трогать! Советник Гобрий распорядился всех амазонок приводить к нему!
Это была правда, пойманных женщин действительно приказано самим не трогать, а отдавать царскому советнику. Воины ворчали:
– Что, им своих красавиц мало?
Но ползли упорные слухи, что кто-то из таких вот смелых всадниц посмел обмануть не просто советника, но даже самого царя… Нескольких человек, болтавших такие глупости, укоротили на голову, а слухи все равно были.
Воины со вздохами разошлись. Возле упавшей на полном скаку девушки остались только нашедший ее воин и тот, который кричал о распоряжении царского советника.
– Давай отнесем ближе к костру.
– Да ну ее, пусть здесь подыхает! – Лицо перса скривилось, насколько это было возможно. Его губы и так перекошены, шрам пересекал все лицо, деля пополам бровь, щеку и даже рот. Вторая рана, видно, заставила вытечь глаз, но воин не закрывал его повязкой, вернее, она была, но в походе потерялась. Несколько шрамов помельче не позволяли бороде расти как у остальных, она торчала отдельными полуседыми клочьями. Это уродство делало его очень заметным и очень страшным.
– Берись за ноги! – скомандовал тот, что подошел позже.
Урод нехотя подчинился. Он вспомнил, что этот воин совсем недавно был в числе бессмертных, охранявших царя; за что его изгнали из царской охраны, никто не знал, но держались на всякий случай осторожно.
Асиат окружала странная чернота, она была вязкой и гулкой. Сквозь эту мглу прорывались непонятные звуки, заставлявшие пелену вспыхивать целыми россыпями искр. Девушка внезапно поняла, что звуки – это человеческие голоса, но попытка открыть глаза сделала пелену кроваво-красной, а искры-всполохи почему-то черными. От боли амазонка тихо застонала.
К ней тут же подскочил перс, схватил за подбородок, видно пытаясь привести в чувство. Боль в голове стала невыносимой; поразившись, что гул голосов может быть таким болезненным, Асиат провалилась в черноту уже безо всяких всполохов.
– Оставь ее, а то помрет до приезда хотя бы Гобрия, что мы тогда ответим?
– Скажем, что сдохла сама! – Изуродованный перс с досадой пнул девушку ногой.
– Э не-ет… – возразил второй. – Я хочу получить за нее награду!
– Ты?! Это я подобрал ее!
– Зато я узнал!
Тот, которому не давала покоя бессознательная Асиат, принялся с сомнением разглядывать девушку:
– Не может быть, чтобы вот эта худышка была царской дочерью! Где это видано, чтобы дочь царя скакала на лошади и стреляла из лука?! И одета она как простой скиф…
– Это она! Я ее среди тьмы других узнаю. Думаешь, почему я, бывший среди бессмертных, оказался тут с вами?
– Ну? – с интересом заблестел единственным глазом его товарищ. Конечно, хотелось узнать, за что можно вдруг так пострадать. Хотя бессмертные редко становились простыми воинами, обычно они просто исчезали, но чаще погибали в бою. Только в этих степях все наоборот: боя нет, женщины воюют не хуже мужчин, огромное войско столько дней гоняется непонятно за кем, а множество воинов уже не вернется домой ни с добычей, ни просто так…
– Мы обнаружили ее на рынке в Истрии…
– Кто это «мы»? – недоверчиво усмехнулся первый.
– Ну… была там одна… – махнул рукой рассказчик, не зная, как назвать Милиду. – Украли ее, притащили к царю, он поселил этих двух девок вместе…
– Кого двух?
Досадуя на лишние вопросы, ответов на которые попросту не знал, перс снова махнул рукой:
– Ту, которая ее узнала, и эту.
– Ну?
– Разнукался! А потом они обе удрали. Обе бежали из стана!
Изуродованный воин недоверчиво усмехнулся:
– А вас после этого оставили в живых? Врешь ты все!
– Вот то-то и оно! – горячо зашептал бывший бессмертный. – Возле их шатра и охраны толком не было. И не искали их вовсе. А нас только отправили с глаз долой! – Вдруг в его голосе послышалась горькая обида. – А на мое место взяли Кадира, который вовсе этого недостоин!
Вцепившись в руку товарища, он почти зашипел, брызгая слюной:
– Ее надо сберечь! Царь даст хорошую награду!
Именно то, что среди персов оказался один из трех, тащивших ее с рынка, спасло Асиат жизнь. Но носиться с добычей воины не стали, в ожидании награды просто привязали к столбу до утра, когда вернется гонец, отправленный к Гобрию. Руки девушки были вывернуты назад, связаны и прикреплены насколько возможно высоко над головой, чтобы малейшее движение причиняло невыносимую боль, ноги тоже примотаны к дереву. Голова ее бессильно повисла, светлые волосы слиплись от крови, одна прядка прилипла к рассеченной губе, рубаха разорвана…
Но даже в таком виде маленькая фигурка внушала огромным персам почти священный ужас. Одно воспоминание о воинственном крике амазонок заставляло бравых вояк вздрагивать и с опаской озираться по сторонам.
Старый воин почти шепотом рассказывал, что эти всадницы умеют становиться невидимыми, как и их лошади. Потому вылететь могут попросту из соседней балки, разя всех своими отравленными стрелами!.. Слова об отравленных наконечниках амазонских стрел привели нескольких человек в полное замешательство, персы бросились прижигать свои раны. В воздухе запахло паленым мясом!
Постепенно успокоившись, несколько воинов снова собрались у костра вокруг рассказчика. У каждого народа свои Вордеры, были такие и в войске Дария.
Старый воин отвечал на расспросы молодых.
– Откуда эти амазонки взялись? У скифов так мало мужчин, что они заставляют воевать женщин?
– Нет, – качал головой рассказчик. – Амазонки появились в незапамятные времена на реке Танаис, тогда ее звали Амазонией. Это женское племя…
– А дети у них откуда?! – расхохотался один из персов. Вслед за ним просто повалились от смеха на землю еще несколько человек. На хохот к костру подтянулись все оказавшиеся поблизости. Лучше слушать занятные рассказы этого фракийца, чем трястись в ожидании неизвестного под покровом наступающей ночи!
Нет, в персидском войске трусов было не больше, чем в любом другом. Хотя царь Дарий Гистасп погнал на войну многих и многих, никогда раньше таким ремеслом не занимавшихся, среди воинов множество плотников и пахарей, ювелиров и гончаров, самых разных ремесленников, а здесь особенно строителей, все они неплохо владели оружием, каждый убил в своей жизни по несколько врагов. И только многодневные мучения в горящей степи, в болотах Меотиды, жажда и тоска по дому делали их уязвимыми. Потому любая возможность посмеяться над незамысловатыми шутками заставляла попросту валяться по земле, сотрясая округу своими «гы-гы-гы»!
Фракиец, прибившийся к войску еще до Понта, не смутился; переждав приступ хохота, он продолжил рассказ. Вокруг стало тихо, всем было интересно послушать о необычных женщинах, одна из которых стоит привязанная к столбу.