Вот там-то и пришлось переживать опасавшемуся за свое здоровье королю Карлу. Нет, с ним не случилось ничего дизентерийного, он умер во Франции вскоре после своего итальянского похода. Причем умер крайне нелепо – входя в дверь с низкой притолокой, столь сильно ударился о нее, что получил сотрясение мозга, от которого и скончался. Эта смерть вызвала немало вопросов, потому что ни одна дверь не могла быть слишком низкой для малорослого Карла, разве что самого короля приподняли или притолоку основательно опустили. Но вопросы никто не задавал, Карла не любили все, в том числе и собственная супруга Анна, которую он фактически силой заставил стать своей женой.
Немало волнений слухи о страшном порошке Борджиа вызвали у магов и алхимиков. Опытные отравители знали великое множество ядов, одни действовали мгновенно, человек не успевал поднести кубок ко рту, как падал в страшных конвульсиях; другие, напротив, убивали медленно, человек либо угасал, теряя силы, либо просто загнивал; третьи вызывали кровавую рвоту или понос; четвертые заставляли задыхаться… Но ни один яд не убивал в заранее установленное время, да еще и через месяц после его приема!
Polvere di Borgia (порошок Борджиа) мгновенно стал легендой. Такого не имел никто! Без запаха, вкуса, цвета… убивал через некоторое время, а если при помощи дозировки можно это время еще и растягивать… О… какие возможности сулил такой порошок! Чего только ни говорили! Поскольку ни один из магов не рискнул объявить себя автором этого ядовитого чуда (нашелся такой, он оказался шарлатаном), решили, что секрет известен Борджиа от Ваноцци Катанеи, мол, она привезла из Испании.
Сами отец и сын слушали эти басни с изумлением, но решили ни от чего не открещиваться, во-первых, не поверят, во-вторых, пусть лучше боятся. Тут они просчитались, потому что теперь любая смерть или убийство людей, хотя бы как-то связанных с семейством Борджиа, приписывались действию этой самой карталены. По слухам получалось, что Борджиа совместными усилиями травили по полдюжины человек в день, не меньше. И неважно, что кого-то находили утопленными в Тибре, кого-то с перерезанным горлом, кого-то придушенным – все списывалось на карталену, мол, сначала отравили, а потом зарезали… или утопили… Кто утопил? Да все эти Борджиа, им что, чем больше мертвецов, тем лучше, крепче спится и аппетит улучшается.
Давно подмечено: чем нелепей слух, чем он глупее и неправдоподобней, тем легче в него верят. Отныне Борджиа стали символом отравителей, жестоких, безжалостных, коварных… И неважно, что Папа не получил никаких дивидендов от султана за смерть Джема, неважно, что до него даже не дошло письмо с предложением такого заработка (кстати, оно попало в руки кардинала дела Ровере, который вполне мог воспользоваться таким предложением), выгоду все равно приписали Борджиа. Как и выгоду от смертей кардиналов.
Стоило кому-то из весьма немолодых прелатов отдать Богу душу, как вспоминали, и оказывалось, что в недавнем прошлом кардинал бывал на обеде или ужине у Папы (это неудивительно, потому что понтифик практически не принимал пищу в одиночестве), даже если все происходило давным-давно, все равно выдвигалась версия, что отравлен именно у Борджиа! А как же, ведь у них есть яд! Кардинал был немолод и давно болел? Ну и что, ведь не умирал же до сих пор. Один умер через неделю, другой через пару дней, а третий прожил целых двенадцать дней после того, как последний раз побывал у Папы за столом? Ну и что, это говорит только о точности расчета и дозировки.
Кому выгодна их смерть? Борджиа, ведь Папа забирал в свою казну имения умершего кардинала. И никого не волновало, что эти же имения кардинал от Папы сначала и получил, видимо, на время своего кардинальства. Такая практика была всегда, и до Александра, и после него: новому кардиналу отдавалось то, что не успел разорить прежний. И умирали они при Александре ничуть не чаще, чем раньше или позже, просто Борджиа почти вдвое увеличил число самих кардиналов, потому и смертей стало больше.
А как же тогда с карталеной? Слухи, господа, все слухи… Ни единого документального подтверждения применения или вообще существования такого яда нет и не было. В конце книги есть отдельная глава, повествующая, откуда что взялось…
Пока французская армия осваивала бордели Неаполя, а король Карл и его придворные прислушивались к своему самочувствию, пытаясь понять, отравил ли их коварный Борджиа, сам Борджиа не бездействовал. На севере Италии начала образовываться коалиция против французов. Итальянцы словно опомнились и решили лучше объединиться, чтобы показать, что сильны не одними домами терпимости или праздниками в честь захватчиков, но вполне способны дать отпор.
Лодовико Сфорца предложил Венеции объединить усилия и привлечь к этому Папу. Никто не знал, чего ожидать от Александра, но понтифик согласился на союз. Первым начал действовать Лодовико Сфорца, напавший на французский флот в Генуе.
Теперь Карл бегал на стульчак уже скорее от раздражения, чем из-за мнительности. Его предали! Эти итальянцы коварны все до единого, подумать только, сначала встречают с распростертыми объятьями, позволяют пройти через свои земли, дают заложников, не противятся ни в чем, а потом? Заложники сбегают, вчерашние сторонники громят флот, в оставленных сундуках оказываются камни, а неаполитанская корона никому не нужна!
Странная ситуация: он прошел всю Италию с севера на юг, взял вожделенный Неаполь, но назвать себя завоевателем или просто хозяином этой земли не мог. Карл вовсе не был глуп, он прекрасно понял, что единственное спасение – немедленное возвращение домой. А как же корона, ведь он должен короноваться? Но короновать предстояло тому же Папе или его представителю, а Папа против… Ругая себя за то, что во время пребывания в Риме не настоял на документе от понтифика, подтверждающем его право на неаполитанскую корону, Карл бросился обратно в Рим.
Но Александра там уже не было! Он не стал дожидаться подхода французских войск и под защитой венецианцев отбыл в хорошо укрепленную крепость Орвието, комендантом которой был его любимый сын Чезаре. Вот теперь понтифик полагался не на кардинальский сан Чезаре, а на его военные умения.
Еще хуже Карлу стало, когда он узнал, что к итальянцам выразил желание присоединиться и австрийский император. К Папе поехал посол от короля Карла с предложением переговоров. И… вернулся ни с чем! Послу было отказано в аудиенции у понтифика. Его Святейшество не желал вести никаких переговоров с захватчиками. Однако, понимая, что от Рима до Орвието не очень далеко, а настоящей большой осады крепость не выдержит, несмотря на все приготовления, Александр бежал дальше – в Перуджу.
Настолько в глубь итальянской территории Карл забираться не рискнул, тем более, герцог Гонзаго из Мантуи уже вывел объединенные силы против французов. Состоялись две битвы – у реки Таро и у Форново. Сильно потрепанная, потерявшая свою артиллерию и, главное, обозы, французская армия поспешно отходила на север. Гонзага мог потирать руки, ему досталась добыча на сто двадцати вьючных лошадях – награбленное в Неаполе, которое возвращать в город никто не собирался. Карл практически удирал восвояси из ставшей вдруг негостеприимной Италии. Он так и не получил Неаполитанскую корону, зато обрел много противников и недругов, поссорился с понтификом и окончательно разорил собственную казну. Его армия провела больше полугода в мягком итальянском климате, не сумев сохранить награбленное, зато рассчитавшись за теплый прием оставленными итальянцам венерическими заболеваниями – il morbo dallico – французской болезнью, которую, в свою очередь, подхватили у возвращавшихся из Нового Света мореплавателей.