А королева Елизавета, в честь которой ее хотели назвать, вообще не была замужем и трон оставила племяннику Якову, сыну ненавистной ей королевы Шотландии Марии Стюарт. Так что же, для королев невозможны нормальный брак и семья?
Виктория вдруг замерла, она никогда раньше не размышляла над этим. Вот она стала королевой, но как теперь быть с замужеством? Будучи принцессой, она еще могла выйти замуж без очень больших проблем, а королеве как? Ее меньше интересовало, где взять того самого мужа, найдется, но юная королева вдруг задумалась о том, какими будут их взаимоотношения.
Виктория привыкла думать, что жена во всем подчиняется мужу и следует его советам, так положено в добропорядочных семьях. И что тогда? Она, королева, должна будет следовать советам мужа, значит, и править будет, по существу, он. Нет, так не годится! К чему и корона, если все начнется сначала, только не с Конроем, а с супругом?
Как же тогда быть королеве? Неужели Елизавета права, и судьба королевы быть незамужней? Но как же тогда миссия женщины?
Сколько так стояла, глядя на портрет королевы Елизаветы и не видя его, Виктория не знала. Потом вдруг решительно вскинула голову: она будет другой королевой! Она выйдет замуж, обязательно сразу оговорив с мужем свое первенство во всех делах, родит детей, воспитает их, как воспитывал дедушка Георг, приучая к труду и скромности, но не допустив никаких перекосов, чтобы не вышло еще одного Георга IV. Она все сможет – быть очаровательной женщиной, верной супругой, прекрасной матерью и, конечно, разумной правительницей, стоя перед портретом которой через многие годы ее какая-нибудь правнучка восхищенно скажет, что с этой бабушки надо брать пример всем!
Почти успокоенная таким своим решением, Виктория несколько раз повернула головку влево, вправо, словно приветствуя восхищенные толпы своих подданных, а то и будущих потомков.
Нужно немедленно, сразу после завтрака повстречаться с премьер-министром лордом Мельбурном, такую встречу мать и Конрой не допустили месяц назад, словно лорд Мельбурн мог похитить принцессу. Теперь никто не запретит, теперь она сама себе хозяйка… Сама себе хозяйка… Эта мысль была такой упоительной, что хотелось повторять ее снова и снова.
Но наверху ее ждут герцогиня и, наверняка, уже весь Кенсингтонский дворец. Что ж, самое время новой королеве показаться родственникам и близким…
Проходя мимо большого зеркала, Виктория вдруг остановилась, чуть критически оглядела свою пухлую фигурку и чуть поморщилась:
– Однако мы довольно невысоки для королевы…
Дверь в малую гостиную, где новую королеву с таким нетерпением ждали мать и другие близкие, медленно распахнулась. Ходившая взад-вперед герцогиня остановилась и повернулась, готовая распахнуть руки навстречу восторженной дочери, но замерла, как и все остальные.
На пороге стояла все та же маленькая Виктория в ночной рубашке, кутающаяся в большой платок, но это была совсем другая Виктория! В двери стояла королева. Что-то совершенно неуловимо изменилось в девушке, но это что-то заставило понять, что перед ними ее величество.
Она не бросилась в объятия матери, даже не приветствовала герцогиню отдельно, Виктория просто стояла и чего-то ждала, молча оглядывая собравшихся ледяным взглядом. Таким же ледяным был ее голос:
– Его величество король Вильгельм умер этой ночью.
И все, больше ничего.
Первой опомнилась леди Флора, она присела в реверансе, пусть не столь низком, какой когда-то репетировала с дочерью герцогиня, но достаточно низким:
– Боже, храни королеву!
Виктория обратила особое внимание на шелест юбок – дамы приседали одна за другой, оказалось, что шелка шелестят не только у герцогини Кентской.
Герцогине пришло в голову, что дочь нужно сейчас поддержать, нет, зря она ждала торопливости и бурных объятий, Виктория поступила верно, королева не должна скакать по лестницам, даже очень чему-то обрадовавшись, не должна бросаться на шею матери, это будет потом, наедине. Ах, какая умница все же ее дочь, куда умнее, чем она сама думала. Так и только так надо вести себя с Флорой Гастингс и другими придворными дамами, с той же баронессой Лецен, пусть знают свое место! А мать подыграет. Ничего, ее время еще впереди.
Герцогиня присела вместе со всеми. Виктория спокойно оглядела столь привычную ей компанию и кивнула:
– Благодарю вас. Извините, мне нужно переодеться.
Юбки матери зашелестели следом, кому же, как не герцогине Кентской посоветовать, что именно надеть дочери в столь важный для нее день?
Но в спальне ее ждал неприятный сюрприз. Жестом отправив горничную, герцогиня сама закрыла дверь и начала говорить, что следует надеть и как себя вести. Виктория вдруг вскинула на нее свои большие голубые глаза, мать почему-то подумала, что они слишком выпуклые, что же будет дальше?
– Мама, ты могла бы меня поздравить.
– Да, конечно, разумеется! Я поздравляю тебя с тем, что стала королевой, но ты не должна забывать…
– Мама, я стала настоящей королевой?
– Что значит, настоящей? Да, разумеется… Хотя, коронации и не было…
– Повторяю: теперь я настоящая королева?
– Да.
Девочка беспокоится, что все еще может измениться? Разве только встанет со смертного одра король Вильгельм. Покойный король Вильгельм.
Виктория сделала несколько шагов к двери и распахнула ее. В соседней комнате стояла, ожидая приказаний, горничная Адель.
– Адель, распорядитесь, чтобы мою кровать перенесли в… – она на мгновение, всего лишь на мгновение, задумалась, – … в голубую комнату.
В этой комнате до замужества жила Феодора, Виктория надеялась после отъезда сестры перебраться туда, но мать оставила ее в своей спальне.
– Но мадам герцогиня…
– Ты не расслышала что я сказала?
Тон не оставлял сомнений в непозволительности малейшего неповиновения. Адель быстро присела в реверансе и сразу же побежала выполнять приказ.
– И все мои вещи, пожалуйста.
Герцогиня просто обиделась, внезапная холодность дочери отнюдь не была случайной, Виктория, столько лет безропотно подчинявшаяся матери, обрела свободу – и какую свободу, выше которой нет! Кто может что-то запретить королеве, удержать ее или прикрикнуть? Даже мать может лишь советовать, но едва ли теперь дочь захочет прислушиваться к ее советам.
Заметив почти скорбно поджатые губы герцогини, Виктория вдруг попросила:
– Ты не могла бы оставить меня одну на час? Мне нужно подумать…
Герцогиня потеряла дар речи окончательно, ее дочь в такой момент не просто не желала делиться с ней радостью или просить разумного совета, она хотела остаться одна!
Потом была долгая беседа с премьер-министром лордом Мельбурном, во время которой Виктория поняла, что нашла так необходимого ей советчика и старшего друга. Она с чистой совестью заверила, что не желает иметь другого премьер-министра и во всем будет слушаться его советов.