Рэндолфу легче, тот сидел в Эдинбурге почти безвылазно, а вот Мелвилл и Сесил постоянно испытывали на себе женские капризы двух стерв, облеченных высочайшей властью. Сесил вообще ежедневно. Но и Мелвиллу доставалось.
Недавно на очередном приеме Мелвилл беседовал с королевой Елизаветой, к которой относился весьма своеобразно. Он готов был признать, что английская королева умна, прекрасно образованна, обладает многими талантами, но категорически не одобрял ее нежелание вести себя, как подобает женщине, – выйти замуж и рожать детей. Мелвиллу были непонятны попытки женщины встать вровень с мужчинами и править страной. Еще во время первого приема он сказал Елизавете, что она никогда не выйдет замуж, потому что тогда стала бы просто королевой, а сейчас король и королева в одном лице. Проницательности шотландского посла нужно отдать должное, именно так и было, Елизавета просто не представляла, что должна будет с кем-то делиться властью. Мелвилл уважал Елизавету как сильную женщину, но откровенно насмехался как над женщиной вообще. Его письма своей королеве были полны язвительных замечаний, что не мешало увертливому шотландцу любезничать с английской королевой, разыгрывая преданного поклонника ее талантов.
В тот день Елизавета была в ударе, она много шутила, смеялась и вдруг принялась вспоминать свое восшествие на престол.
– Я не была столь юной, как ваша королева, но, верьте, использовала данные мне годы с толком. Знала несколько языков, а некоторые даже лучше, чем свой собственный!
– Это весьма впечатляет для женщины…
– Ах, сложность не в том, чтобы научить женщину говорить. Куда труднее научить ее молчать в нужную минуту!
Елизавета прекрасно помнила, как ловко умеет Мелвилл уклоняться от необходимости говорить комплименты ей, очерняя при этом Марию Стюарт, потому больше на такие не напрашивалась, но при любой возможности норовила показать, сколь она превосходит шотландскую королеву. Просто делать комплименты было совсем нетрудно, Мелвилл с чистой совестью хвалил ее наряды, в которых Елизавета действительно знала толк, ее украшения, ее голос, ее умение танцевать или музицировать. И стихи хвалил, и меткость в стрельбе из лука, и игру на музыкальных инструментах. Королеву Елизавету было за что хвалить… Если бы при этом не требовалось утверждать, что она не просто прекрасна, а лучше всех, насколько легче было бы с ней общаться!
Однажды у Мелвилла зашел разговор об этом с Сесилом.
– Королева любит, чтобы ее хвалили. Не понимаю, умная женщина столь падка на лесть…
– Не скажите. В этом есть свой резон, и немалый.
– Какой резон, кроме удовольствия, может быть от лести?
– Сколько раз за сегодняшний вечер были произнесены слова о разумности Ее Величества и ее целомудрии? Не один десяток, и еще столько же произнесут. Вы полагаете, это нужно только для ушей Ее Величества? Королева прекрасно знает себе цену и своему целомудрию тоже. Тонкая лесть приятна только тому, кому она предназначена, и тому, кто ее произносит. Остальных она раздражает. А вот такая откровенная… Ее Величество достаточно умна, чтобы грубую лесть отличить, более того, сама ее и провоцирует. Я долго не мог понять, зачем.
– А теперь поняли? – поинтересовался посол.
– Понял довольно давно. Сегодня вы не очень верите в эту лесть. А завтра? А через несколько месяцев? Те, кто ежедневно десяток раз слышит и произносит что-либо, в конце концов сами в это поверят! Через пару месяцев при дворе вы и сами утвердитесь в исключительности Ее Величества. Кстати, это так и есть!
Посол изумленно смотрел на королеву, внимающую очередному придворному, заливавшемуся соловьем. А ведь верно!
– Интересно, это женская хитрость? – пробормотал он.
Сесил усмехнулся:
– У королевы редкое сочетание женской стервозности и мужской хватки. Имейте это в виду. Она непоследовательна там, где был бы тверд король, и на редкость тверда там, где женщина спасовала бы. Но временами это дает удивительные результаты.
Он вздохнул, и было непонятно, то ли осуждает, то ли восхищается. Пожалуй, и то, и другое.
Елизавета «осчастливила» Мелвилла очередным заявлением:
– Моя кузина Мария не единожды заявляла свои права на английский престол. Не думаю, что она их имеет, но при известных условиях я могла бы назвать дорогую сестрицу своей наследницей, причем первой очереди. Как вам известно, я не намерена выходить замуж, следовательно, трон не достанется моим детям. Поэтому я особенно придирчиво отношусь к выбору королевой Шотландии своего супруга, вы должны меня понять.
– О да, Ваше Величество. Такая забота о судьбе королевы Марии, несомненно, делает Вам честь! Кого бы Вы посоветовали ей в мужья?
Елизавета широко улыбнулась:
– Я найду достойного супруга дорогой сестрице, если только она намерена прислушаться к моим словам. И посоветуйте королеве, – Елизавета наклонилась почти к уху посла, – поменьше обращать внимания на чужих и побольше на своих собственных – шотландцев и англичан. Свои всегда лучше, уверяю вас.
Изящная ручка королевы словно в волнении сжала запястье посла. Мелвилл почувствовал железную хватку, эти красивые пальцы способны задушить, не задумываясь! Не хотел бы он почувствовать ее руку на своей шее…
– Как расценивать такое вмешательство?! Заботливая родственница! Ей нужно, чтобы я сидела взаперти и видела мир только через окно по ее соизволению! Я разорву всякие отношения с Англией, объявив поведение английской королевы оскорбительным!
Мелвилл спокойно смотрел на Марию Стюарт. Даже в запале не стоит произносить столь резких слов. Стоило бы сначала остыть, прежде чем вызывать его. Поневоле он вынужден был согласиться, что у Елизаветы куда больше выдержки. Может, Мария пока просто молода, еще научится?
Возмущалась Мария Стюарт, конечно, лишь в обществе тех, кому, безусловно, доверяла, в письмах к Елизавете она была самой благожелательностью, сообщив, что с благодарностью примет любой совет от дорогой тетушки. Елизавета в письмах и на словах неизменно называла Марию кузиной, ведь между ними было всего девять лет разницы. Или целых девять? Правда, опомнившись, Мария решила не дразнить спящего пса и все же принялась именовать англичанку «дорогой сестрицей».
Елизавета на гневный вопрос племянницы, залитый в письме бочонком патоки из слов, ехидно ответила:
– Конечно, за английского либо шотландского джентльмена!
И попробуй возрази!
Между двумя королевами началась большая игра с чисто женскими выходками и пакостями, которая привела одну из них на плаху. Вообще, в их отношениях заметна четкая последовательность – на любую выходку Марии Стюарт Елизавета Тюдор давала жесткий, на удивление хорошо продуманный ответ.
Мария внесла в свой герб корону Англии – немедленно были поддержаны протестанты в Шотландии и Франции, вынудив обе страны заняться отнюдь не проблемами самоуверенной красотки, даже ее свекру королю Генриху, спровоцировавшему эту выходку, стало не до снохи.