– Боюсь, что поздно, мадам. Если бы Вы пораньше вспомнили о своем муже…
Хотелось крикнуть, что это не ее вина, но королева лишь покачала головой:
– Сейчас не время сводить счеты, нужно попытаться вас спасти.
Она забыла, зачем приехала в Глазго. А ведь собиралась убедить Дарнлея дать ей развод, чтобы как можно скорее сочетаться браком с Босуэлом. Это было в интересах всех. Но как можно говорить о разводе с Генри, когда он в таком состоянии?! Конечно, Мария больше всего на свете любила саму себя, но бывали моменты, когда она жалела немощного Франциска, а теперь вот Дарнлей…
На следующий день Дарнлей лежал уже в маске из тафты, а сама Мария каждый раз после визита к нему не просто старательно мыла и смазывала какой-то вонючей гадостью руки, но и полностью меняла платье. Хорошо, что взяла с собой запас. А еще через день в Эдинбург был отправлен гонец с сообщением к Босуэлу, и сам больной король собрался возвращаться в столицу. Правда, он категорически отказался от возвращения в замок или вообще в Эдинбург:
– Нет, только в какой-нибудь дом за пределами городской стены, чтобы никто меня там не видел и не навещал!
А потом было что-то невообразимое. Наверное, мир никогда не узнает, что же в действительности произошло в ночь на 9 февраля 1567 года в Кирк-оф-Филде, где на время поселили больного Генри Дарнлея, привезенного из Глазго.
Никто не может объяснить, зачем понадобилось размещать больного в совершенно неподходящее время в неподходящую погоду в плохо отапливаемом холодном доме. Если Дарнлей не желал красоваться в своем виде перед придворными, то почему тогда принимал их в своем убежище каждый день?
10 февраля его должны были перевезти в Холируд, но не успели. Согласно официальной версии, события развивались так. Бедный больной Генри провел день как обычно, он принимал посетителей, а к вечеру приехала супруга, которая несколько раз оставалась ночевать, правда, в своей спальне, расположенной прямо под его комнатой. Но в тот вечер, посидев и полюбезничав с мужем, Мария вдруг вспомнила, что обещала быть в Холируде на свадьбе своих слуг, а потому должна поспешить прочь. Уговорить ее остаться не удалось, хотя обещала.
Ночью Эдинбург вздрогнул от взрыва. Дом, в котором лежал больной король, практически развалило, причем взрыв произошел прямо под спальней королевы. Одним из первых к месту событий прибежал… граф Босуэл, в обязанности которого вроде входило наблюдение за порядком в городе. Казалось, король должен бы погибнуть, сгорев в огне взрыва. Но нет! Его Величество действительно погиб, но только… почему-то во дворе, будучи задушенным. Дарнлей лежал в ночной сорочке, рядом с ним обнаружили труп его пажа и собранные вещи. Похоже, что король в спешке выбрался из окна спальни, но убежать не смог. На трупах следов ожогов от взрыва не было.
Молва мгновенно обвинила во всем Босуэла. Он так близок к королеве, ходили слухи, что они любовники, конечно, он и убрал Дарнлея! И королева тоже причастна, если не подкладывала взрывчатку сама, то, уж, конечно, знала о готовящемся убийстве! Тут же вспомнили, как Мария обещала, что не пройдет и года, как убийцы Давида Риччи будут казнены. И ни для кого не секрет, что она обвиняла в смерти Риччи своего супруга. Вот и отомстила.
Много лет и даже столетий вина Босуэла почти не обсуждалась, тем более что следующим супругом королевы стал именно он. Над заявлением Марии, что взрыв должен был убить прежде всего ее, только смеялись. Но если вдуматься, то все окажется не так просто.
Дарнлей мешал Марии и Босуэлу? Марии да, а графу тогда нет, во всяком случае, не больше, чем другим. Они прекрасно знали, что если Дарнлея не лечить интенсивно, то дни его сочтены. Даже если Мария Стюарт и граф Босуэл тогда уже были любовниками, то можно было просто подождать пару месяцев. А если уж совсем никак, то куда проще тихо отравить бедолагу, превысив дозу лекарств, вместо того чтобы тащить его из Глазго в Эдинбург, чтобы там подкапывать дом и взрывать! Если это покушение со стороны супруги и ее нового любовника, то, надо признать, крайне нелепое.
Кому еще мешал Дарнлей? В известной степени лордам. Но уж они-то могли подождать немного или тоже отравить бедолагу короля. Получается, что взрывать несчастного Дарнлея, разворачивая половину дома, не выгодно никому. Его было проще отравить или дождаться, пока помрет сам.
Тогда приходится согласиться с Марией Стюарт, что покушение направлено против нее. Кому мешала королева? Не Босуэлу точно, он получал от Марии деньги за службу. Кому-то из лордов? Возможно, это, что называется, теплее. Еще точнее – Джеймсу Стюарту Меррею. Правда, самого Меррея в ту ночь в Эдинбурге не было, у него рожала супруга, но кто же из имеющих деньги сам полезет рыть подкоп? Чем это выгодно Меррею? Устранялись оба родителя маленького Якова, а уж регентом при осиротевшем мальчике наверняка был бы его дядя Джеймс Стюарт граф Меррей. Вот у кого больше других было мотивов для убийства. Но как раз о Меррее не было сказано ни слова обвинения.
Есть еще одна несколько неожиданная версия, мол, взрыв подготовлен… самим Дарнлеем. Таким образом он хотел отомстить Марии, но уговорить ее остаться на ночь не смог. Поэтому, мол, бежал, но кому-то попался и был задушен.
Остаются вопросы: кто сделал подкоп и притащил туда взрывчатку и когда это было сделано? Представить себе, что никто в доме не слышал, как под ним роют, или что сам Дарнлей днем лежал, охая, в постели, а по ночам работал киркой, просто невозможно. Да и прожил в этом доме не так долго, чтобы вообще что-то можно было вырыть.
Возможно, взрывчатка была не под домом, а прямо в спальне королевы под ее кроватью. Но кто привел механизм в действие? Вопросы… вопросы… вопросы… Ответов на них пока нет, возможно, их не будет совсем.
Но для тогдашних шотландцев все было ясно: убил Босуэл, помогала королева!
Что происходит? Почему она должна оправдываться в том, чего не совершала и даже не думала совершать?! Одно дело не любить Дарнлея и даже презирать его, но совсем другое – убить. Да, она грозила казнить виновника убийства Риччи, но это было в момент злости, а в такие минуты Мария могла наговорить многое…
Неужели они не понимают, что ей вовсе ни к чему убивать Дарнлея, да еще и так нелепо?! Если бы Мария хотела его смерти, то, во-первых, попросту не стала бы привозить его в Эдинбург, в Глазго дни короля были сочтены и без покушения. Во-вторых, куда проще было дать дозу лекарства большую, чем обычно, слабый организм Дарнлея с таким отравлением уже не справился бы. В-третьих, она могла бы отравить его и здесь, в Эдинбурге, вместо того чтобы взрывать. А уж к чему рисковать своей жизнью, каждый день просиживая у постели больного, если собираешься его убить? Достаточно просто проявить заботу!
Но Мария думала совсем не о том, она просто не понимала обвинений, они были настолько нелепы, что казались ей смешными. Но вокруг косились все сильнее, требуя расследования и открыто обвиняя в покушении Босуэла, а ее саму в соучастии!
Мария Стюарт знала только одно средство ухода от проблем – веселье, безудержное, бездумное веселье. Охота, бешеная скачка, чтобы дух захватывало, танцы до упаду, музыка, смех… Скачка действительно до умопомрачения, танцы до головокружения и обморока, а смех… истерический… Но как бы она ни пряталась, словно дитя от страшных теней в комнате без света под одеяло, на свет вылезать приходилось, и тогда выяснялось, что вопросы никуда не делись и обвинения тоже. По Эдинбургу расклеивались листовки с откровенным обвинением Босуэла в убийстве короля и пособничестве королевы своему любовнику: «Босуэл убил короля!», «Королева участвовала в заговоре!»