– Обойдусь без вас.
Вместе с тем король призвал к себе герцога Ришелье, на отставку которого вместе с фавориткой надеялись очень многие.
Сам Ришелье, до смерти кардинала Флери надеявшийся на пост премьер-министра, но его не получивший, зато оставшийся первым дворянином королевских покоев, тоже беспокоился о возможных последствиях болезни его величества лично для себя. Должность первого дворянина давала ему очень многие привилегии, главной из которых была возможность допускать или не допускать к королю неугодных самому Ришелье людей, доводить или не доводить до его сведения ненужные новости. Потерять столь сильное по влиянию место было очень нежелательно.
Король уже не лежал, он сидел в большом кресле, настолько большом, что даже крупная фигура Людовика тонула в нем едва ли не с головой.
– Садитесь, герцог, я хочу задать вам несколько вопросов.
Ришелье опустился на небольшую скамеечку у ног короля, словно демонстрируя свою готовность ответить на любые вопросы и подчиниться любому решению государя.
– Где мадам де Шатору?
– В Париже, в своем особняке на улице Бак.
– Я был слишком слаб и плохо помню, что произошло. Я прогнал ее?
– Не совсем так, сир. – Ришелье уже почувствовал, что правильно сделал, не отказав в помощи всесильной фаворитке, похоже, король недолго каялся и готов вернуть свою любовь, несмотря на любые происки врагов. – Хотя от вас потребовали выгнать мадам с позором, она успела уехать несколько раньше. Мадам пришлось пережить немало неприятных минут, пока она покидала Мец и добиралась до Парижа, но тут я был бессилен ей помочь, долг удерживал меня подле вас.
– Тогда еще два вопроса. Первый: это вы подсказали мадам уехать?
– Да, сир, – Ришелье склонил голову, словно винясь, хотя прекрасно понимал, что его ни в чем не обвинят. – Я предложил мадам де Шатору и мадам Лорагэ простую карету. Чтобы их не узнали жители Меца. И это почти удалось.
– Благодарю вас. И второе: откуда взялся лекарь, давший мне рвотное средство?
Герцог замялся, словно не решаясь говорить. Он не знал, откуда взялся этот лекарь, но хорошо знал, что того уже нет в Меце и вообще на свете, видел, как бедолагу прикончили сразу за воротами особняка, видно, чтобы не проболтался.
Людовик расценил легкое смущение Ришелье как то, что лекаря привел он сам.
– Хорошо, можете не говорить, я понял.
Герцог с трудом сдержал вздох облегчения.
– Я благодарен вам за помощь и мне, и дамам. А теперь расскажите-ка мне как можно подробней, кто и как себя вел, пока я находился между жизнью и смертью.
Ох, какой опасный вопрос задал король! Несколько мгновений Ришелье размышлял, словно о том, с кого начать, а в действительности прикидывая, чью сторону ему занимать. И вдруг решил: ничью! Он просто честно расскажет Людовику о поведении каждого, а дальше будь что будет.
Герцог принял очень правильное решение, во-первых, он заработал большую приязнь со стороны его величества. Во-вторых, не понадобилось хитрить и изворачиваться, что-то утаивая или перевирая, а это куда легче, чем лгать. А, в-третьих, сама Шатору уже писала герцогу, давая понять, что вынашивает планы мести тем, кто подверг ее столь жестокому унижению. Понимая силу фаворитки, герцог ловил себя на мысли, что ему вовсе не хочется оказаться в числе тех, кому мадам решит мстить.
Час за часом, день за днем герцог Ришелье рассказывал королю о поведении его родных и окружения, честно отвечая на вопросы, часто весьма нелегкие. Людовик менялся на глазах, кажется, он просто переродился после своей болезни, стал понимать, что оказался игрушкой в чьих-то руках. Повторения этого не хотелось.
Людовик все же приехал в армию, его появление весьма подняло боевой дух, потому что все помнили о королевском покаянии и уважали мужество, с которым он перенес нелегкую болезнь. Показавшись армии и народу, король с триумфом вернулся в Париж, где в своем особняке несчастная мадам де Шатору вместе с сестрой Лорагэ все еще мечтали о мести обидчикам.
Неожиданно для всех король решил вернуть фаворитку и написал ей письмо с предложением снова исполнять свои прежние обязанности.
Два серьезных человека вели несколько странную беседу, не называя имен, но было заметно, что они прекрасно понимают, о ком и о чем идет речь.
– Ну что ж, если не удалось просто удалить, нужно уничтожить.
– Каким образом?
Ответом было простое пожимание плечами:
– Как сделали с королем. Только не отправлять к ней спасителя.
– А если догадается сделать это сама?
– Нам не нужно тянуть время, пусть все произойдет быстро…
Склоненная голова означала согласие и повиновение…
Послание привез капитан королевских телохранителей герцог де Люксамбур. В глазах Шарля Луи де Монморанси мадам де Шатору прочла почти сочувствие. Она просто обомлела, увидев письмо от короля, даже руки задрожали. Что это, окончательная опала с приказом исчезнуть в каком-то монастыре или… Сердце советовало надеяться на второе, потому что Ришелье нашел способ сообщить ей об интересе, проявленном Людовиком к судьбе любовницы после его выздоровления.
С трудом сдерживаясь, чтобы попросту не растерзать печать на послании, мадам отпустила всех, включая секретаря и горничную, незачем кому-то видеть ее радость или отчаяние. Наконец печать сломана, но прочесть удалось не сразу, руки тряслись и строчки плясали перед глазами. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и даже присесть, прежде чем удалось успокоиться настолько, чтобы можно было разобрать написанное. Слишком многое зависело от этого письма. Красивая ленточка, перехватывавшая письмо, не желала развязываться, затянувшись вместо бантика в тугой узелок. Это, видно, из-за ее торопливости. Не желая тратить время на поиски ножниц или звать секретаря, мадам принялась распутывать узелок зубами.
Неожиданно Мари-Анна звучно чихнула, в носу засвербело, на глазах даже выступили слезы, но это было мгновенное ощущение, которое тут же прошло. Да и как можно думать о чихе, если в послании Людовик предлагал вернуться!
Это была победа, победа над всеми врагами и недоброжелателями сразу. Она уничтожит тех, кто посмел пинать ее, пока король болел, отомстит тем, кто злорадствовал, обязательно расскажет Людовику об унижениях, испытанных и в Меце, и по дороге, и здесь, в Париже. Король все должен знать, все! Единственный человек, который отнесся к ней хорошо, – герцог Ришелье. И об этом тоже будет знать король.
Мадам де Шатору трясло от нервного возбуждения, она с трудом смогла справиться с собой, чтобы оповестить немногих друзей о своем возвращении, набросав несколько записочек. Чтобы отправить их, фаворитка позвала секретаря. Тот внимательно пригляделся к хозяйке:
– Мадам, вы хорошо себя чувствуете?
Она махнула рукой: