Герцог вернулся расстроенным, найти даму не удалось, он объяснил, что там вообще невозможно кого-либо найти, потому что внутри еще тесней, чем перед самой ратушей. Если дама и там, то… Герцог только развел руками.
– Едем!
– Куда, Ва… Куда, Луи?
– В ратушу, куда же еще! Меня там ждут.
На сей раз к ратуше пробиться удалось, но найти там кого-либо действительно не представлялось возможным.
– Мне нужна мадам д’Этиоль, и пока я не уверюсь, что ее действительно здесь нет, или не увижу ее перед собой, не уеду. Лучше второе.
Герцог и король стояли у стены, оглядывая гудящий сотнями голосов зал. Да, это не бал в Версале, где при любой тесноте тебе не наступят на ногу. А если это и случится, последуют тысячи извинений. Все же в этикете есть своя прелесть, решил Людовик.
Маркиз тоже попытался что-нибудь или кого-нибудь разглядеть, но не тут-то было. Он крутил головой, стараясь не выпускать из вида два черных домино под большими масками, еще не хватало потерять из вида короля! Вдруг почти рядом один из присутствующих окликнул пробивавшегося сквозь толпу буржуа:
– Господин Бернаж, вы уже уходите?
– Не столько ухожу, столько пытаюсь увести отсюда мадам д’Этиоль. Бедная дама пришла без сопровождения, и ее едва не задавили. Я уже вызвал фиакр, теперь предстоит провести к выходу ее саму…
Маркиз схватил говорившего за плечо:
– Где мадам д’Этиоль?!
– А тебе-то что, приятель?
Едва не огрызнувшись на «приятеля», маркиз попросил уже спокойней:
– Мой друг ищет эту даму. Боюсь, что она пришла в такую толпу именно ради него.
– Ну да? – недоверчиво покосился на настойчивого незнакомца Бернаж. Но что-то подсказало ему, что так и есть. Ай да мадам д’Этиоль!
– Клянусь. – Не выпуская из своих цепких пальцев рукав прево, маркиз закричал, обернувшись к герцогу и королю: – Герцог! Ваше ве… Луи!
И тут же пояснил обомлевшему Бернажу:
– Вас отблагодарят. Ведите к даме!
Жанна уже потеряла счет времени, она сидела, бездумно глядя на пламя камина, ожидая только возвращения Бернажа, чтобы хоть как-то добраться домой. О короле старалась не думать, боясь попросту разреветься.
Вдруг от входной двери гостиную пересекли двое в черных домино и масках, и более рослый протянул ей руку, шепотом позвав:
– Мадам, пойдемте.
Дыхание снова перехватило, потому что это был Людовик. Губы у Жанны все же задрожали, король на мгновение прижал ее к себе:
– Только не плакать, моя бедная девочка…
Вот теперь это требовало неимоверных усилий…
Господин Бернаж, получив в руку золотую монету, смотрел вслед удалявшейся четверке с изумлением. Ну дела… супруга Ле Нормана сначала приезжает в ратушу одна, потом изрядно страдает в толпе, а потом ее уводит король?! В том, что рослый человек в черном домино именно король, купеческий прево уже не сомневался, пока пробирались к гостиной, маркиз все же умудрился назвать Людовика вашим величеством.
Они сумели пробиться через толпу к задним воротам ратуши и сесть в фиакр, приведенный Бернажем. Только когда закрылась дверца фиакра, Жанна позволила себе оглянуться на короля, а тот снял маску.
– Мадам, простите мне такую неловкость, я понятия не имел, что будет твориться в ратуше.
Маркиз предпочел не следовать за королем, а вернуться в Версаль, поэтому в карете они оказались втроем.
– Куда ехать-то? – оглянулся на странных пассажиров возница. Даже увидев короля без маски, он все равно не узнал бы его – и потому, что было темно, и потому, что не мог предположить, что везет монарха.
– Назовите свою улицу.
Жанна с трудом произнесла:
– Круа-де-Пти-Шан.
Герцог повторил погромче, возница покачал головой:
– Трудно будет пробраться, весь Париж словно обезумел, давненько я такого не видел. Все на улицах…
Людовик сгорал и от нетерпения и от досады, он каялся, что в погоне за таинственностью поставил любовницу в столь дурацкое положение и создал неимоверные проблемы.
– Дайте ему луидор, чтобы вез побыстрее.
Герцог остановил короля:
– Нет, Луи, не больше экю, иначе через минуту о нас будут знать все.
Возница остался чаевыми весьма доволен:
– Домчу мигом!
Людовик снова обнял Жанну, шепча ей в висок:
– Простите меня, я доставил вам столько неудобств. Я все компенсирую с лихвой…
Компенсировал…
Отправив герцога домой, Людовик остался в спальне мадам д’Этиоль до утра. На сей раз он не исчез с рассветом, а самого рассвета любовники просто не заметили.
Луиза не смогла сдержать своего изумления, увидев на пороге дома хозяйку в сопровождении… Одно дело принимать венценосного любовника в спальне нарочно снятого для этого дома, и совсем другое – привести его в свою собственную!
А любовники так истосковались за прошедшие дни, что бросились в объятия, едва закрыв дверь в спальню. Жанне было все равно, даже если бы Шарль вздумал вернуться через полчаса, она попросту не заметила бы супруга. Снова ощутить на своих плечах руки Людовика, на своих губах его губы, отдаться во власть его жаркого страстного тела… Они просто срывали друг с дружки одежду, бедное домино, и без того помятое в толпе, вовсе оказалось разорванным, как, собственно, и наряд короля. О том, в чем его величество будет возвращаться обратно в Версаль, не думалось. До возвращения ли им?
Такой ночи любви ни у него, ни тем более у нее никогда не было, ночь безумств осталась в памяти надолго. Они то сливались в единое целое, то, уставшие, тяжело дыша, лежали, глядя в потолок…
Утром Людовик, отдышавшись после очередного безумия, вдруг заявил, что… безумно голоден! Жанну охватила паника, она никак не ожидала, что утро застанет его величество у нее в постели, а потому никакого завтрака, похожего на королевский, не предполагала.
Людовик с интересом наблюдал, как любовница, накинув на плечи пеньюар, пробралась к двери и через щелку что-то долго объясняла своей служанке. Сам он встал, завернувшись в простыню, поскольку все равно ничего другого не было.
Сообразив, что королю нечего надеть, а то, что она могла бы предложить из мужниного, не подойдет ему по росту, Жана вдруг расхохоталась.
– Что? – оглядел себя Людовик, полагая, что любовница смеется над его видом.
– Сир, вы поедете в Версаль вот так? Боюсь, что штаны Шарля Гийома будут вам несколько коротковаты…
– Что за мужа вы себе нашли, мадам?! Штаны и те мелковаты! А то, что в штанах? – взгляд Людовика стал таким же игривым, как и тон.