– Милорд, если вы дадите мне еще одну небольшую отсрочку, я полагаю, мы сможем принять решение по этому делу сразу, без дальнейших дебатов и заслушивания свидетелей.
– Выражайтесь яснее, мистер Делхэм, – коротко скомандовал лорд-канцлер.
– Я хочу вызвать нового свидетеля и прошу разрешения задать ему только один вопрос. После этого милорд обвинитель может задавать ему какие угодно вопросы и столько, сколько пожелает.
Лорд-канцлер повернулся к человеку, которого Элизабет приняла за главного обвинителя, генерального атторнея.
– У вас есть какие-нибудь возражения, лорд Сазерлэнд? Лорд Сазерлэнд встал. Это был высокий человек с ястребиным носом и тонкими губами. На нем также были красная мантия и напудренный парик – непременные атрибуты английского суда.
– Разумеется, нет, милорд, – ехидно произнес он. – Мы уже дважды ждали сегодня мистера Делхэма. Что такое еще одна задержка, если речь идет об истине и справедливости?
– Вызывайте своего свидетеля, мистер Делхэм. Но больше не потерплю никаких задержек процедуры. Надеюсь, я ясно выразился?
Элизабет подпрыгнула от неожиданности, когда в альков вошел молодой помощник адвоката и дотронулся до ее руки. Глядя только на Яна, она пошла на одеревеневших ногах вперед, сердце глухо билось о ребра, и это еще до того, как Петерсон Делхэм громким голосом, который донесся до самых верхних рядов, произнес:
– Милорды, мы вызываем на свидетельское место маркизу Кенсингтонскую!
Элизабет физически ощутила всеобщее возбуждение, охватившее залу. Все наклонились вперед, чтобы лучше видеть ее, но Элизабет ничего не замечала – она смотрела только на Яна и видела, как напряглось его тело и взгляд метнулся к ее лицу… Мгновение спустя его лицо окаменело, превратившись в маску холодной ярости, а янтарные глаза заблестели недобрым металлическим блеском.
Дрожа под этим взглядом, Элизабет прошла на свидетельское место и повторила клятву, которую ей прочитали. Затем вперед вышел Петерсон Делхэм.
– Не назовете ли вы нам свое имя, дабы все присутствующие в этой палате могли услышать его?
Элизабет сглотнула и, оторвав взгляд от мужа, сказала как можно громче:
– Элизабет Мари Кэмерон.
Ее заявление произвело страшное смятение, головы в белых париках повернулись друг к другу, палата загудела от удивленных возгласов, и лорд – канцлер резко призвал к тишине.
– Позволит ли мне суд подтвердить это, задав обвиняемому вопрос, признает ли он в этой женщине свою жену? – спросил Делхэм, когда порядок был восстановлен.
Лорд-канцлер метнул взгляд на Яна.
– Разумеется.
– Лорд Торнтон, – спокойно спросил Делхэм, наблюдая за реакцией Яна, – является ли эта женщина вашей женой, в похищении… в убийстве которой вы обвиняетесь?
Ян стиснул челюсти и коротко кивнул.
– Прошу всех присутствующих принять во внимание, что лорд Торнтон идентифицировал свидетельницу как свою жену. У меня больше нет вопросов.
Элизабет вцепилась в деревянный край ограждения вокруг свидетельского места и расширившимися глазами смотрела на Петерсона Делхэма, не в состоянии поверить, что он не собирается задавать ей вопросы о Роберте.
– У меня несколько вопросов к свидетельнице, милорды, – сказал генеральный атторней лорд Сазерлэнд.
Элизабет с трепетом смотрела, как он проходит вперед, но, когда он заговорил, она была поражена теплотой, прозвучавшей в его голосе, потому что даже в том состоянии отупения, в котором находилась, она ясно ощущала гнев и презрение всех мужчин в этом зале – всех, кроме него.
– Леди Торнтон, – начал лорд Сазерлэнд с видом несколько смущенным, но и обрадованным, так как появилась надежда, что дело наконец прояснится. – Пожалуйста, не пугайтесь, вам абсолютно нечего бояться. Я задам вам всего несколько вопросов. Не будете ли вы так добры рассказать нам, что привело вас сюда так поздно и в состоянии такой явной тревоги? Почему вы решили обнаружить себя?
– Я… я приехала, потому что узнала, что мой муж обвиняется в убийстве моем и моего брата, – сказала Элизабет, стараясь говорить достаточно громко, чтобы быть услышанной в самых дальних уголках залы.
– Где вы находились до настоящего времени?
– Я была в Хелмшиде с моим братом Роб…
– Вы сказали – с братом? – громко спросил один из помощников обвинителя.
Лорд Сазерлэнд испытал не меньший шок, чем все присутствующие, в зале снова поднялся шум, и лорд-канцлер был вынужден снова призвать всех к порядку. Однако замешательство обвинителя продлилось недолго. Почти тут же оправившись, он сказал:
– Вы пришли сюда, чтобы рассказать нам, что вы не только живы и невредимы, – задумчиво предположил он, – но и все это время провели со своим братом, который отсутствовал два года и на след которого не смогли выйти ни ваш детектив мистер Вордсворт, ни следственные органы верховной власти, ни даже сыщики, намятые вашим мужем?
Элизабет бросила изумленный взгляд на Яна и в ужасе отшатнулась, наткнувшись на стену ледяной ненависти, которой он отгородился от нее.
– Да, все правильно.
– И где же ваш брат? – Для большего эффекта он обвел зал рукой и оглядел его, словно надеялся увидеть здесь Роберта. – Вы привели его сюда, чтобы мы могли видеть его так же, как видим сейчас вас – живым и невредимым?
– Нет, – сказала Элизабет. – Нет, но…
– Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы, – предостерег ее лорд Сазерлэнд. На его лице застыло выражение растерянности, но уже через несколько секунд он справился с ней и сказал: – Леди Торнтон, полагаю, что все здесь присутствующие будут рады узнать, почему вы покинули свой роскошный безопасный дом и шесть недель назад тайно бежали от своего мужа, а теперь – в последний час, когда все должно решиться, вернулись, чтобы убедить нас, будто мы ошибались, думая, что ваша жизнь и жизнь вашего брата в опасности. Будьте любезны начать сначала.
Элизабет так обрадовалась наконец-то полученной возможности все рассказать, что очень быстро и связно пересказала свою историю так, как многократно репетировала ее в карете, пока добиралась до Лондона, не забывая предусмотрительно выпускать из нее куски, которые могли представить Роберта сумасшедшим лжецом, желающим, чтобы Яна повесили за убийства, которых тот не совершал. Осторожно, тщательно выбирая слова, она описала Роберта таким, каким воспринимала его сама – молодым человеком, которого горести и лишения заставили искать мщения и которого ее муж спас от виселицы или в лучшем случае – от пожизненного заключения, из милосердия поместив его на свой корабль и переправив за границу, молодым человеком, который много выстрадал из-за своих непреднамеренных действий и перенес тяжелейшие испытания, ошибочно обвиняя в них Яна Торнтона.