– Виконт Мондвэйл был кем угодно, только не пижоном, – наконец ответила она, улыбаясь.
Он был явно удивлен, однако голосом этого не выдал.
– Это был Мондвэйл?
– М-м-м. – Элизабет отстрелила кончик ветки и засмеялась от удовольствия. – Я попала! Три – один, в вашу пользу.
– Шесть – один, – поправил он.
– Все равно – я попала, так что берегитесь!
Он передал ей пистолет, и она опять прицелилась.
– Почему вы так и не вышли за него?
Элизабет на мгновение напряженно застыла, потом постаралась расслабиться и ответить в том же легком тоне:
– Виконту Мондвэйлу показалось немного странным, что его невеста проводит свободное время, уединяясь с Яном Торнтоном в коттеджах и оранжереях.
– И сколько претендентов в этом сезоне? – поинтересовался он, протирая пистолет.
Она знала, что он имеет в виду претендентов на ее руку, и гордость не позволила ей ответить, что в этом сезоне у нее нет ни одного претендента, так же, как и в прошлом, и в позапрошлом.
– Ну… – протянула она, стараясь не выдать выражением лица своего отношения к пожилому любителю херувимов. Полагая, что Ян вряд ли бывает в высших кругах, она решила, что он не должен его знать.
– Ну, например, сэр Фрэнсис Белховен.
На этот раз он задержался с выстрелом и долго прицеливался. – Белховен – старик. – Ян выстрелил, и ветка стала короче еще на один дюйм.
Когда Торнтон взглянул на нее, Элизабет показалось, что взгляд его стал более прохладным, словно его мнение о ней изменилось к худшему. Она сказала себе, что это ей только показалось, и решила не отходить от установившегося между ними шутливого тона. Подошла ее очередь стрелять, и она подняла пистолет.
– Кто еще?
Радуясь, что он не сможет придраться к возрасту ее спортсмена-отшельника, Элизабет несколько вызывающе и свысока улыбнулась ему.
– Лорд Джон Марчмэн, – сказала она и выстрелила.
Смех Яна потонул в грохоте выстрела.
– Марчмэн! – воскликнул он, когда она сердито взгляну на него и ткнула ему в грудь пистолет. – Вы, должно быть, шутите!
– Вы испортили мне выстрел, – строго сказала она.
– Попробуйте еще раз, – сказал он, глядя на нее насмешливо, недоверчиво и удивленно.
– Нет, я не могу стрелять, когда вы смеетесь. Я буду вам очень признательна, если вы прекратите этот дурацкий смех. Лорд Марчмэн очень хороший человек.
– Я это знаю и сам, – сказал Ян, помрачнев. – И вам чертовски повезло, что вы так любите стрельбу, поскольку он спит с ружьем и удочкой под подушкой. Выйдя за него, вы проведете всю оставшуюся жизнь, таскаясь по лесам и рекам.
– А я люблю рыбалку, – заявила Элизабет, с трудом владея собой. – Что касается сэра Френсиса, то, возможно, он и старше меня, но зато старые мужья бывают более добры и терпимы к своим женам, чем молодые.
– О-о, полагаю, вашему мужу нужно быть либо очень терпимым, либо чертовски хорошим стрелком, – грубовато бросил Ян, снова переключая внимание на цель.
Элизабет рассердила его внезапная атака на нее именно тогда, когда она решила не принимать всерьез того, что было между ними в прошлом.
– Ну, знаете, я бы не назвала вас очень последовательным! Ян нахмурился, чувствуя, что их краткое перемирие подходит к концу.
– Как, черт возьми, это понимать?
Элизабет сдержалась и посмотрела на него так, как и полагалось смотреть настоящей аристократке, – пренебрежительно и надменно.
– Это надо понимать так, – спокойно и холодно пояснила она, – что у вас нет морального права вести себя таким образом, словно я причинила вам какое-то зло, раз уж вы называете случившееся между нами случайным развлечением. Это ваши собственные слова, и не пытайтесь отрицать этого!
Торнтон перезарядил пистолет и только после этого заговорил. В отличие от потемневшего лица голос его звучал совершенно бесстрастно.
– Очевидно, память мне изменяет. Кому я это говорил?
– Во-первых, моему брату, – отчеканила Элизабет, возмущенная его притворством.
– Ах, да, досточтимому Роберту, – с ударением на слове «досточтимый» ответил он. Он снова выстрелил, но пуля пролетела далеко от цели.
– Вы не попали даже в дерево, – удивленно констатировала Элизабет. – Мне казалось, вы собирались почистить оружие, – добавила она, видя, что Ян методично убирает пистолеты в кожаные чехлы.
Когда он поднял голову и посмотрел на нее, ей показалось, что он уже забыл о ее присутствии.
– Я решил сделать это завтра.
Ян вернулся в дом, машинально развесил пистолеты над камином, потом в задумчивости подошел к столу, открыл бутылку мадеры и налил немного в стакан. Nн говорил себе, что ему безразлично, какое чувство она испытала, услышав от брата эту ложь. Во-первых, тогда она уже была помолвлена, а во-вторых, как она сама призналась, для нее их отношения были просто легким флиртом. Возможно, ее гордости был нанесен удар (кстати, вполне заслуженный), но и только. К тому же, подумал Ян, я уже почти обручен с красивой женщиной, которая слишком хороша, чтобы он продолжал думать об Элизабет Камерон.
«Виконту Мондвэйлу показалось немного странным, что его невеста проводит свободное время, уединяясь с Яном Торнтоном в коттеджах и оранжереях», – вспомнил он слова Элизабет.
Ян почувствовал смутное чувство вины из-за того, что ее бросил жених. Он бессознательно налил себе еще мадеры, подумав, что надо бы предложить и Элизабет. Рядом с бутылкой лежало начатое письмо. «Моя дорогая Алекс…», – начиналось оно. Но Торнтона поразил не сам текст письма, а почерк, которым оно было написано. Четкий, ясный и красивый. Такой почерк бывает у церковнослужителей. Это были не те корявые детские каракули, которые ему долго пришлось расшифровывать, пока он наконец понял, что она будет ждать его в оранжерее. Качая головой, он снова взял письмо, и почувствовал угрызения совести. Ян вспомнил, как наступал на нее в той проклятой оранжерее, и чувство горького раскаяния буквально оглушило его.
Он залпом осушил бокал, словно вино могло смыть его недовольство собой, и медленно вышел из дома. Элизабет стояла на краю плато, в нескольких ярдах от того места, где они стреляли. По деревьям пробежал ветерок и взметнул ее волосы, окружив лицо сияющим ореолом. Ян остановился в нескольких шагах от девушки, не отрывая от нее глаз, но перед мысленным взором его проплывали видения той, какой он знал ее когда-то: вот она, точно прекрасная юная богиня, спускается по лестнице – такая далекая и недоступная в своем царственно простом синем платье, вот, словно разгневанный ангел, встает на его защиту в карточной комнате, а вот обольстительная искусительница стоит у камина и приподнимает мокрые волосы, чтобы они поскорее просохла, и под конец – испуганная девушка, которая сует ему в руки цветочный горшок, удерживая от поцелуя.