Тома понимающе кивнула.
– Я к тебе с другим.
Только сейчас Настя заметила, что на углу, перед поворотом к выходу из корпуса, топчется Ксюха. Ее длинная русая коса еще больше растрепалась. Виновница дневного шума прятала глаза и вообще вид имела потерянный.
– Я свою Машку забирала из изолятора, – говорила между тем Тома. – Меня попросили довести до корпуса твою красавицу.
– Спасибо. – Настя не знала, что делать дальше. Надо было как-то осторожно ввести Ксюху в отряд.
– Машка хочет с тобой поговорить.
А может, правда не торопиться? Отвести Ксюху в сторону, побеседовать. Если она склонна к суициду, то надо посоветоваться с психологом, следить за поведением…
– Я поговорю. – Настя уже была вся в мыслях о предстоящей работе.
– Вот, Маша, это Настя, – склонилась Тома к пришедшей с ней маленькой девочке.
Маша? Так вот о ком она! Это была та самая кнопка, что так боится вожатых. Особенно старших вожатых.
– Я вас оставлю. Ты Машу потом приведешь? – Тома переложила ладошку девочки из своей руки в Настину.
– Конечно! – А что она еще могла сказать?
Пальцы у Маши были холодные и вздрагивающие.
Тома не уходила, изучая грязный линолеум на полу.
– Да! – произнесла она медленно. – Вовка сказал, что у тебя умерла бабушка, но ты отказываешься ехать домой. Если тебе не хватает выходных, возьми мои. Я могу подменить, пару дней поработать на отряде.
– Спасибо.
Настя отрицательно помотала головой. Странно, что ее все спроваживают из лагеря.
Тома ушла, и Ксюха наконец отклеилась от угла.
– Ну, что? – начала Настя.
– Ничего, – фыркнула первая красавица отряда. – Толмачев велел передать тебе спасибо за мое чудесное исцеление. Как у тебя это получилось?
На этот вопрос Настя ответа не знала.
– Я потомственная ведьма, училась у бабушки всяким заговорам, – вздохнула она, мало веря в то, что говорит. Это была пустая отговорка. Впрочем, Настю она успокаивала.
Хорошо, что сама Ксюха спокойно восприняла невероятно быстрое заживление раны. Вот что Интернет и телевизор с детьми делают – они и правда верят, что волшебники живут за углом. У Насти же до сих пор руки дрожали, а в памяти вставал запах паленой веревки.
– Что говорит Вера?
– Говорит, что мазь с антибиотиком так быстро не действует, а я симулянтка.
– Она же сама видела рану.
– Видела… Но сейчас ее нет. Врач сказала, что верит только своим глазам, а не всякой чертовщине. Поэтому попросила в следующий раз эксперименты без нее ставить.
– Тебе перевязку оставили? – Настя коснулась Ксюхиного запястья. – Походи с ней пару дней, чтобы никого не смущать.
– Как ты это сделала?
Не удержалась все-таки. Любопытство – неистребимая женская черта.
– Понятия не имею, – честно призналась Настя. – И повторить не смогу.
– Это сделал он, – подала голос Маша.
– Кто? – спросили Ксюха с Настей одновременно.
– Он. – Маша ткнула пальцем в потолок. – Он пришел вместе с вожатым.
– Да кто же? – проявила нетерпение Ксюха.
– Толмачев. Она его боится, – ответила за малышку Настя. Ей еще не хватало тут божественных явлений и сплетен на эту тему. – Иди к остальным в игротеку. И не рассказывай никому, что ты уже выздоровела. Говори, что рана получилась неглубокая. Скорее всего, так и было. Крови много было, вот ребята и решили, что все так опасно. Женьке спасибо скажи, он вовремя жгут наложил.
Ксюха зябко передернула плечами, и только сейчас Настя заметила, что ее подопечная мокрая. На улице опять шел дождь. Неспешный, нудный летний дождь.
Настя сама не понимает, как все получилось. И с чего вдруг после смерти бабушки у нее проснулись способности врачевания? Или это вовсе не ее заслуга? Может, на Ксюхе все быстро заживает? У людей разные бывают способности.
– Переодеться не забудь, а то простудишься! – напомнила вожатая. Одно дело заговаривать раны, и совсем другое возиться с соплями. Их, как известно, что лечи, что не лечи, все одно две недели держатся. – Я скоро приду.
Настя приподняла руку кнопки, показывая, что у нее важный собеседник. И этот собеседник очень хотел с ней поговорить. Всю руку издергал.
– Он к ней приходил, – прошептала Маша, как только Ксюха отвернулась от них.
– Ты опять про вожатого?
– Большой и страшный.
Настя покивала, не зная, как еще отреагировать на странные слова девочки. Что поделать, если она боится взрослых…
– Это был старший вожатый. Володя, – терпеливо, в который раз, начала объяснять Настя. – Неужели ты его никогда не видела?
– Это был не старший вожатый, – требовательно потянула Маша Настю к себе, заставляя наклониться ниже. – Как в кино. Что-то огромное и без ног.
Сколько этой кнопке лет, что она смотрит фильмы ужасов? Или это из мультика? «Без ног, а дышит».
– Он вылетел из лампы? – попыталась сгладить странное утверждение Настя. Кажется, фильм назывался «Аладдин», и из лампы вылетал джинн.
– Нет, он пришел за тобой.
– Это был старший вожатый.
– Страшный. – Девочка проявляла непонятное упрямство. – Как дьявол. Лицо белое, а глаза горят черным. И волосы черные. Я таких в мультике про Геракла видела.
Насте было неудобно стоять, наклонившись к малышке, и она села на корточки.
– Ты Тамаре об этом рассказывала?
Маша сжала губы и помотала головой.
Версий происходящего было две. Либо в лагере началось массовое помешательство, в результате которого один ребенок видит галлюцинации, а другой вскрывает себе вены. Либо фильм «Обитель зла-4» будут снимать на широком берегу реки Киржач и новые спецэффекты тайно пробуют на детях.
– А почему ты пришла ко мне?
– Потому что он велел никому о нем не рассказывать. Только тебе.
Так, а вот это уже было интересно.
– Пойдем-ка.
Настя провела девочку в вожатскую, устроила на кровати, сама села напротив. Поискала глазами, чем бы угостить ребенка. Жаль, кекс отдан в общий котел, а то было бы чем покормить испуганное создание.
– Значит, вы с ним разговаривали?
Скорее всего, это был чей-то глупый розыгрыш. Но кому понадобилась эта кроха?
– Он сказал, что я его видеть не должна. – Кажется, Маша собралась плакать. – А раз вижу, то должна молчать.
– Все? – Странный розыгрыш. Бестолковый.
– Еще велел тебе передать, чтобы ты думала быстрее. И ехала домой.