Каору сел рядом и медленно проговорил:
– Да, ты права, я учусь в школе, у нас лингвистический уклон, я знаю пять языков, мне шестнадцать, живу я здесь… неподалеку. Я ответил на все твои вопросы?
– Ага! – весело произнесла Майя. – Мне тоже шестнадцать, и я тоже живу здесь… неподалеку, – повторила она его интонации. – И как ты уже знаешь, я в гостях у своего отца. А ты чего удрал-то от меня? Вредный, да?
– Сам не знаю, – мягко ответил Каору. – Не люблю, когда лезут с расспросами. К тому же совсем забыл, что вы, русские, бываете весьма бесцеремонны.
– Ты опять? – надула она губы.
– Прости! – тут же спохватился он и взял ее за руку.
Его пальцы были вялыми, мягкими и прохладными. Каору глубоко заглянул ей в глаза.
– Меня заворожил необычный цвет твоих глаз, – прошептал он. – Они как струящаяся вода чистого ручья. У людей редко встретишь такие глаза.
– Да ладно! – немного смущенно засмеялась она. – У нас сплошь и рядом голубые или серые глаза.
– Наверное, – непонятным тоном ответил Каору. – Ты художница?
– Только мечтаю стать ей, – сказала Майя.
– Можно? – спросил он и потянул папку из ее рук.
Она пожала плечами и открыла ее. С собой Майя взяла с десяток незавершенных рисунков, так как решила, что, возможно, на природе захочет что-то в них исправить. Был среди них и эскиз из мозаики пятен. Гамма – серо-бело-сиреневая. Майе очень нравилась такая техника, обычно она рисовала подобные картины акварелью, краска на водной основе расплывалась, края пятен смешивались, размазывались, и получался эффект соединения разных тонов. Каору задержался именно на этом эскизе. Он пристально смотрел на разноцветные пятнышки, словно видел там что-то свое. Но Майя не торопила его с оценкой, так как уже привыкла, что многие люди подолгу всматриваются в ее работы и будто медитируют на них. Ее даже забавляло украдкой наблюдать за сменой выражений их лиц. Но Каору словно застыл, его глаза были расширены, уголки губ опущены.
– Это похоже на увядающие от дождя лепестки сакуры, – прошептал он после длительной паузы. – Они намокли, от тяжести влаги вот-вот слетят с веток, и их век закончится. Так и жизнь человеческая. Она словно краткий миг в вечности. Знаешь легенду о сакуре? – неожиданно спросил он, повернувшись к Майе.
Она поморщилась, так как сейчас была не расположена выслушивать очередную японскую сказку. К тому же она отчетливо помнила грустную легенду о запоротых насмерть детях Сакуры.
– Знаю, – сухо ответила она.
– Наверное, про детей? – уточнил Каору.
Майя молча кивнула.
– Это самая известная история. А ведь существует еще несколько, – тихо проговорил он.
– Хочешь, расскажи, – вяло произнесла она, понимая, что Каору просто распирает от желания поделиться с ней очередной легендой.
Но она уже не удивлялась, так как отметила эту особенность японцев – они обожали все, связанное с историей, фольклором, мифологией их страны, и при каждом удобном случае спешили поделиться своими знаниями.
– С высоких Небес на острова Японии спустился бог Ниниги, так как решил он жениться, – начал Каору, – и были ему предложены на выбор две дочери бога Гор. Он рассмотрел невест и выбрал младшую сестру по имени Цветущая. Старшая, ее звали Высокая Скала, показалась ему безобразной, и он отослал ее обратно к отцу. Разгневался бог Гор, ведь по обычаю первой замуж всегда выходит старшая сестра, и поведал о том, что должно было быть. Если бы Ниниги выбрал себе в супруги Скалу, жизнь их потомков была бы вечной и прочной – подобно горам и камням. Но жених совершил неправильный выбор, польстился на кратковременную красоту, и потому жизнь его потомков, то есть всех японских людей, начиная от самих императоров и кончая простолюдинами, будет бурно прекрасной, но недолговечной – как весеннее цветение сакуры…
– Красиво, – заметила Майя.
– И глубокий смысл заложен, – сказал он. – Цветы сакуры – это метафора земной жизни: она непостоянна, эфемерна и быстротечна. И в твоем рисунке я вижу именно это.
«Надо же! – размышляла Майя. – Вот про что, про что, а про сакуру я вообще не думала в то время, когда рисовала эти пятна. Я про нее тогда и не слыхала! И правда, надо было приехать в Японию, чтобы понять тайный смысл некоторых своих работ!»
– Могу подарить, – неожиданно для себя предложила она.
Каору поднял на нее глаза. Он улыбнулся, правда, как показалось Майе, растерянно.
– Бери, чего ты? – непринужденно проговорила она.
– Домо аригато! [17] – сказал Каору и поклонился.
Майя прыснула. Все происходящее показалось ей нелепым и явно забавным. Она хотела ответить что-нибудь наподобие «не за что, пожалуйста», но никак не могла вспомнить эти слова, хотя старательно ежедневно заучивала расхожие выражения.
– Охаё! [18] – наконец произнесла она, думая, что это и означает «пожалуйста».
Каору перестал кланяться и с изумлением на нее посмотрел.
– Доброе! – ответил он. – Только уже давно не утро!
– Ой, я что-то не то сказала! – покраснела она.
– Ничего страшного! – улыбнулся он. – Я оценил твое желание ответить мне по-японски.
– Я пока плохо знаю даже самые общеупотребительные слова, – пояснила она.
– Так что будем говорить на твоем родном языке! – подытожил он. – И мне лишняя практика не помешает!
– Сегодня рисовать я уже точно не буду, – после паузы сказала Майя и начала складывать в сумку папку и карандаши.
Лист, подаренный Каору, аккуратно свернула в трубочку и протянула ему. Он снова начал кланяться. Она засмеялась.
– Прости, если это я спугнул твое вдохновение, – огорченно произнес он.
– Ты тут ни при чем! – отмахнулась она. – Просто мне неохота, вот и все! Пошли лучше прогуляемся!
– Как скажешь, – согласился он и легко двинулся по тропинке вверх.
Майя отправилась за ним. Они вышли на берег и остановились. Вид открывался очень живописный. Река была полноводной, вода казалась чистой и синей от отражающегося в ней солнечного неба.
– И почему ты не остановилась здесь? – поинтересовался Каору. – Смотри, какой пейзаж!
– Да, впечатляет! – согласилась она. – Но я ищу не красоты для глаз, мне нужны сильные эмоции.
– А здесь они разве не возникают? – удивился он. – У меня так очень сильные!
Майя украдкой на него глянула и в который раз удивилась его бледности. На ярком солнце она особенно бросалась в глаза. Кожа была почти прозрачной, даже проступали голубоватые жилки. Майя подумала, что, возможно, Каору недавно перенес какую-то тяжелую болезнь и поэтому так выглядит. К тому же ее занимало, что он настолько отлично владеет русским языком. Она даже акцента не замечала, можно было подумать, что он ее соотечественник.