Мама была весьма увлечена факйо, пока Джиджи не приступил к практическому показу. В одной набедренной повязке, весь перемазанный золой, он часами предавался на веранде медитации или же бродил по дому, изображая транс и оставляя на полу россыпи золы. Четыре дня он выдерживал строжайший пост и на пятый день насмерть перепугал маму, упав без сознания с лестницы.
— Право же, Джиджи, — сердито сказала мама, — это дело надо прекратить. От вас и так ничего не осталось.
Уложив факира в постель, мама принялась стряпать огромные порции укрепляющего тушеного мяса, однако Джиджи пожаловался на отсутствие «бомбейской утки»— сушеной рыбы, придающей соусам столь резкий и заманчивый запах.
— Но ведь здесь на острове ее нет, — возразила мама. — Я спрашивала.
Джиджи повел руками-словно бледно-бронзовые мотыльки вспорхнули над белой простыней.
— Факйо учит нас, что в жизни на все есть заменители, — твердо произнес он.
Оправившись в достаточной мере, он посетил рыбный рынок в городе и приобрел огромное количество свежих сардин. И когда мы возвратились с приятной утренней вылазки в город, посвященной различным закупкам, оказалось, что к кухне и ее окрестностям невозможно подступиться. Размахивая ножом, которым он потрошил рыбу перед тем, как разложить ее для сушки на солнце перед задней дверью, Джиджи отчаянно сражаются с полчищами мух и ос, явно слетевшихся к нам со всех Ионических островов. Его уже раз пять ужалили осы, и один глаз совершенно заплыл. Воздух был насыщен запахом быстро гниющих сардин, а кухонный стол и полы покрывали сугробы серебристой чешуи и клочья внутренностей. Лишь после того, как мама, полистав «Британскую энциклопедию», показала Джиджи статью о бомбиле (в сушеном виде известной на западном побережье Индии под названием «бомбейской утки»), Джиджи нехотя оставил идею заменить эту рыбу сардинами. Два дня мама изгоняла из кухни зловоние с применением горячей воды и дезинфицирующих средств, но и то через окна время от времени залетали оптимистически настроенные осы.
— Возможно, я смогу найти лучший заменитель в Афинах или Истанбуле, — заключил Джиджи. — Пожалуй, если испечь и измельчить лангуста…
— Не стоит затруднять себя, дорогой Джиджи, — поспешно возразила мама.
— Мы столько времени обходились без такого блюда, и ничего.
После Корфу Джиджи собирался ехать через Турцию в Иран, где хотел посетить практиковавшего там факира.
— От него я узнаю много такого, что можно включить в факйо, — сообщил он. — Это великий человек. Мало кто сравнится с ним в искусстве подолгу задерживать дыхание и пребывать в трансе. Один раз он был погребен на сто двадцать дней.
— Потрясающе, — с глубоким интересом произнесла мама.
— Вы хотите сказать-погребен заживо? — спросила Марго. — Заживо погребен на сто двадцать дней? Какой ужас! По-моему, это противоестественно.
— Но ведь он пребывает в трансе, дорогая Марго, — объяснил Джиджи. — Он ничего не чувствует.
— Вот тут я не совсем уверена, — задумчиво сказала мама. — Потому-то, кстати, и хочу, чтобы меня кремировала. А то ведь впадешь в транс, и никто не догадается.
— Что за нелепости ты говоришь, мама, — вмешался Лесли.
— И вовсе это не нелепости, — решительно возразила мама. — Все теперь такие невнимательные стали.
— А что еще умеют факиры? — спросила Марго. — . Могут они вырастить из семени манговое дерево? Прямо на глазах у вас? Я однажды видела такое в Симле.
— Это элементарный фокус, — ответил Джиджи. — Андраватхи делает вещи куда посложнее. Например, он специалист по левитации, это одна из причин, почему я хочу с ним познакомиться.
— Левитация-разве это не карточный фокус? — удивилась Марго.
— Да нет же, — сказал Лесли. — Это когда человек парит в воздухе, как бы летает, верно, Джиджи?
— Верно, — подтвердил Джиджи. — Замечательное свойство. Многие древние христианские святые были им наделены. Сам я еще не достиг такого мастерства, вот и хочу учиться у Андраватхи.
— Как это должно быть чудесно, — восхитилась Марго, — парить, будто птица. Как интересно!
— Да, это должно быть великолепно, — подхватил Джиджи; глаза его сияли.
— Такое чувство, словно тебя возносит к небесам.
На другой день перед самым ленчем Марго в панике вбежала в гостиную.
— Скорей! Скорей! — кричала она. — Джиджи задумал самоубийство!
Мы выскочили на веранду и увидели, что Джиджи сидит на подоконнике своей комнаты в одной набедренной повязке.
— Он опять подхватил этот транс, — сообщила Марго, точно речь шла о заразной болезни.
Мама поправила очки и посмотрела наверх. Джиджи начал слегка покачиваться.
— Поднимись наверх, Лес, и хватай его, — распорядилась мама. — Живей, пока я отвлеку его разговором.
Тот факт, что Джиджи молчал, как рыба, явно прошел мимо ее сознания. Лесли ринулся в дом. Мама прокашлялась.
— Дорогой Джиджи, — пропела она. — По-моему, вам не следует сидеть там, это неразумно. Почему бы вам не спуститься и не поесть с нами?
Джиджи спустился, однако не совсем так, как того хотелось маме. Он лихо шагнул в пространство и под испуганные крики мамы и Марго полетел вниз. Со всего маху он врезался в переплетение виноградной лозы под его окном, и ягоды посыпались градом на каменные плиты. К счастью, лоза была старая и жилистая, так что ей не стоило труда выдержать малый вес Джиджи.
— Боже мой! — вскричал он. — Где я?
— На виноградной лозе! — взволнованно крикнула Мapro. — Вы попали туда в состоянии ажитации.
— Не шевелитесь, мы принесем лесенку, — вымолвила мама.
Мы сходили за стремянкой и извлекли взъерошенного Джиджи из пут лозы. Он был весь в ссадинах и царапинах, в остальном же не пострадал.
Успокоив нервы глотком бренди, мы с опозданием принялись за ленч. И еще до вечера Джиджи сумел убедить самого себя, что ему удалась левитация.
— Не запутайся я пальцами ног в этой несносной лозе, так и полетел бы вокруг дома, — говорил он, лежа на диване, весь в бинтах, но счастливый. — Замечательное достижение!
— Да, конечно, только я предпочла бы, чтобы вы больше не практиковались у нас, — заметила мама. — Мои нервы не выдержат.
— На пути обратно из Ирана, дорогая миссис Даррелл, я заеду к вам и отпраздную мой день рождения, — заверил ее Джиджи. — Тогда вы увидите, как я преуспел.
— Только не надо повторения сегодняшнего, — строго произнесла мама. — Вы могли убиться насмерть.
Два дня спустя Джиджибой, облепленный пластырем, но нисколько не унывающий, отбыл в Иран.
— Интересно, вернется он в самом деле к своему дню Рождения, — сказала Марго. — Если вернется, устроим ему настоящий праздник.