Ингорю Гнездов тоже не понравился, любопытных глаз много, таращатся на него, как на невидаль какую. Даже ножкой топнул, чтоб увели от людей скорее. Олег рассмеялся:
– Привыкай, княжич. Князь всегда на людях, учись так смотреть, чтоб вокруг тебя глаза долу опускали!
Хорошо Олегу, он большой, сильный, а Ингорь маленький и слабый…
Князь старался не задерживаться и все делал вид, что идет к грекам караваном, чтоб не успели Аскольду донести. Для этого даже товар кой-какой в Гнездове взяли.
Дальше двинулись к Любечу. Услышал Ингорь случайно, как воевода Торлоп говорил Олегу про детинец Любеча, что на горе стоит, брать трудно будет. Князь согласился, но был уверен в победе. И еще услышал тогда Ингорь то, что понял много позже – Олегу сообщили, что жена Вадима Храброго, убитого Рюриком, осталась жива и схоронилась с его малюткой-сыном. На эти слова князь ответил, что тоже ведает, потому и взял Ингоря с собой, а не оставил пока в Ново Граде. Мальчик не понял, о чем шла речь, но запомнил, что Вадимов сын для него угроза.
Любеч и впрямь пришлось воевать, но варяги быстро взяли детинец, многих порубили, город пограбили и сожгли. Олег скрипел зубами и старался быстрее увести дружину из Любеча. Торлопу он выговаривал, что нельзя оставлять за спиной обиженных. Тот захохотал во всю глотку:
– Ты прав, Ольг! Надо вернуться и всех добить!
– Всех не добьешь, а те, кто останется, соберут вокруг себя других недовольных и ударят в спину!
Воевода только отмахнулся:
– Отобьемся, князь!
К Киеву подошли рано утром. Оставив большую часть дружины прятаться за поворотом реки, Олег пересадил самых сильных варягов в две лодьи, укрыл их шкурами, как тюки с товаром, и, наказав Торлопу не соваться раньше времени, а главное, беречь Ингоря, уплыл с Раголдом к городу.
Ингорь не понял, почему воевода Торлоп остался, а купец Раголд ушел с князем. Торлоп в ответ усмехнулся:
– Хитер твой князь, хочет обманом Аскольда на берег выманить, точно это Раголдов купецкий караван, а не вои в лодьях.
Для Ингоря потянулись тревожные часы ожидания. Наконец на реке показалась лодья с сигналом, что можно подплывать. Олег справился с Аскольдом и Диром без дружины, а вот в город войти без своих воев не решился.
– Княже, по реке лодьи плывут!
Аскольд вскинулся:
– Откуда? Что так испугался?
Славич мотнул головой в сторону севера:
– Из Ново Града…
– И что? – удивился Аскольд. – Варяги? Чего трясешься?
Тот помотал головой теперь уже отрицательно:
– Не-е… торговые, да только сердце что чует.
Аскольд уставился на Славича как на что диковинное, недолго смотрел так, потом оглушительно захохотал:
– Ты что, девка на выданье, чтоб в своем доме гостьбы пугаться? – Махнул рукой. – Пусть плывут!
Все же вышел поглядеть на лодьи. Ничего важного, на реке стояли купеческие лодьи новоградцев, на таких много ходят. Только мимо не пошли, а встали. Тоже не диво, в Киеве торги не хуже ильменских, а то и лучше. Кликнул к себе Славича:
– Узнай, пойдут ли мимо либо у нас постоят. Не то я оружие-то фризское погляжу, ежели есть.
Славич исчез, но недолго был, вернулся, зашептал, делая страшные глаза:
– Княже, заходить не хотят. Мечи фризские есть, да только…
– Ну что?! – Аскольд начинал злиться на Славича.
Тот чуть повел плечом:
– Нет у них товара особо на лодьях. Не купцы они.
– А лодьи точно новоградские?
– Да, княже, там Рюриков сын – Ингорь болезный, просит к себе выйти, мол, в город ходить не хочет, мимо поплывет. А тебя просит прийти, чтоб увидеться, давненько не встречались. И князя Дира тоже.
– И-инго-орь… – протянул Аскольд. – Куда плывет?
– Говорит, что с купцами, мол, свет поглядеть хочет. Спрашивал, пропустишь ли через свои земли?
Аскольд довольно усмехнулся, одичал совсем братец в своих лесах ильменских, пусть по свету поплавает. Кивнул:
– Позови Дира.
Немного погодя в терем к князю, высоко поднимая длинные ноги, вошел Дир. Рядом с кряжистым невысоким Аскольдом Дир выглядел еще более худым и нескладным. Аскольд сказал о лодьях на реке и просьбе Ингоря о встрече. Дир кивнул:
– Я ведаю о том. Не ходи, княже, пусть сам сюда будет. Только без дружины.
– Кого бояться?! – разозлился вдруг Аскольд. – Хворого мальчишку, с которым десяток купцов? Забыл, какой младший сын у Геррауда?
Дир допил квас, поднесенный заботливой Красавой, наложницей Аскольда, и, отирая усы, покачал головой:
– Ингорь-то слаб, да Рольф у него силен. Слышал, что он в Ново Граде сильно стоит, ни один находник без страху для себя не сунулся, боятся. И кривичей, и чудь, и весь, всех, кто вокруг, под себя подмял. Ингорь у него за пазухой сидит.
У Аскольда характер резкий, вскочил, зубами заскрипел, по гриднице побежал. Дир другой, спокойный, хотя и тощий, нескладный, стоит, смотрит. Побегал брат, чуть успокоился, а как говорить стал, снова распалился:
– Про Ольга ведаю не хуже тебя, да только не в чистом поле стоят, а у нас под стенами. Чего бояться? Они вон с купчишками, а у нас дружина рядом!
– То-то и оно, что у нас под стенами… С чем стоят?
Аскольд дернул щекой, тоже что-то чуял недоброе. Только хотел Славича звать, чтоб Ингоря в крепость привел, как тот сам на пороге:
– К тебе купец, княже.
Другой бы на месте Дира взъярился, что Славич обращается только к Аскольду, но Дир точно мимо ушей пропустил, что возьмешь с неразумного?
– Какой купец?
– Новоградский…
– Один?
Кивнул Славич:
– Един, княже.
– Ну, зови… – удивился тот.
В гридню, склонившись перед притолокой, шагнул купец. Дир мысленно удивился, экие они все у Ольга немаленькие, под себя подбирает? Аскольд тоже глядел на рослого купца с опасением, купец ли?
– Ты кто?
Тот согнулся, сколь рост позволял, протянул князьям что-то в богатое корзно завернутое:
– Я купец новоградский, а изначала свейский, Раголд. То моя лодья у берега стоит. С дарами к вам, князи.
– Что это? – кивнул на подношение Аскольд.
Купец, не разворачивая, подал сверток на вытянутых руках, точно не слышал вопроса:
– Прими, княже, с поклоном.
Аскольд кивнул Славичу:
– Возьми.
Тот подскочил, суетливо стал разворачивать, стоя чуть боком, чтоб Аскольду видно было, что там. Как сбросил корзно, ахнули оба князя – на руках у Раголда лежали клинки от мечей! Без рукоятей, но какие! И без пробы было ясно, что лучшей фризской стали, что звенеть станут, ежели тронешь, что пополам согнутся и выпрямятся без следа…