Раздумье было мгновенным. Князь кивнул, соглашаясь! Толпа ахнула, а Олег продолжил говорить, что киевляне, да и вся Русь чтят роту, что уже нет войн меж собой, что на славянских землях мир… И тут стоящие рядом люди зароптали. Князь не сразу разобрал, о чем, а поняв, вдруг… захохотал по своей привычке во все горло. Его люд ворчал, что давно не было сечи! Что это гневается Перун! Пришлось напомнить, значит, не было слез на глазах матерей и жен, что не оставались дети сиротами, а дома пустыми… Киевляне постепенно замолчали, они понимали, насколько прав князь, не убивали врагов, но ведь и сами не гибли в боях. Потом загудели снова, но теперь гул шел одобрительный.
– А Перун? Ему принесем самые богатые жертвы.
Весь день горели жертвенные костры больших и малых капищ по всей Руси, но ночью небесный огонь полыхал снова. И только на третью ночь по городу разнесся вздох облегчения – всполохи стали гаснуть и словно уходить в сторону греков!
В ложницу к Олегу заглянул Ростислав. Князь не спал, он беспокойно мерил шагами ложницу, сразу вскинулся:
– Что?
Ростислав довольно заулыбался:
– Уходит огонь, княже…
– Гаснет? – не понял Олег.
– Не-е, – замотал головой гридень, – уходит к грекам.
– Что? – Князь отодвинул его в сторону и бросился на крыльцо.
Ночь была ясная и морозная, снег под ногами даже посвистывал, дыхание вырывалось изо рта клубами пара, но на улицах и во дворах множество людей стояло, задрав головы и не замечая пощипывания мороза. Небесный пожар над Киевом и впрямь затихал, смещаясь в ту сторону, где лежал за степями и горами Царьград.
Олегу хотелось крикнуть: «Наконец-то! Вот оно!» Но он только облегченно улыбнулся и озадаченно поглядел на людей у костров и во дворах:
– Не померзли бы…
Ответил довольный Торлоп, он тоже стоял без шапки, задрав голову:
– Ничего… не померзнут!
К утру обмороженных оказалось немало, хотя никто не жаловался.
Пожара в небе над Киевом больше не было, но жертвенные костры горели еще долго. А князь снова собрал горожан и объявил, что боги приняли жертвы, и что действительно пора собирать Великую скуфь для большого похода. Правда, куда пойдут, не сказал. Но сейчас все пошли бы куда угодно, люди поверили, что Олег и впрямь волхв, он смог умилостивить богов и погасить небесный костер. Тот хотя и был красив, его всполохи переливались всеми цветами радуги, но боязно видеть такое в небе.
Князь снова долго беседовал с волхвами.
– Ты сделал свой выбор. Это твоя клятва по роте. Назад пути нет.
– Это из-за Аскольда? За меня киевлянам такое?
Седой волхв усмехнулся:
– Нет. Это предупреждение тебе. Не успокаивайся, ты не свершил главного.
– Что главное? Русь собрал… Что еще? Степняков воевать? Зачем?
– Наказать нарушивших роту против славян…
– Кого?
Думать пришлось самому, и князь решил – пора. А что пора, не сказал никому, даже Ингорю.
Все думали, что князь снова поехал к богам беседовать, дорога лежала к капищу, туда за ним никто не рискнул следовать. Однажды нашелся такой умный, прокрался за Олегом, чтоб подглядеть, так долго потом болтался на столбе у городских ворот всем в назидание, пока вороны не склевали. Больше никому в голову не приходило повторить, все знали – если князь поехал сам, значит, не суйся. Олег хоть умен и справедлив, а очень жесток, ежели поперек него что делают. Потому и боятся его все, а народ любит, у князя заступ всегда найти можно, особо если не виноват. Знают, что Олег – волхв, потому обмануть никто не пытается, тех умных, какие пробовали, уж давно птицы склевали.
Но князь ехал не к капищу, сегодня ему нужен был Раголд, тот уже сильно постарел, но еще крепко держался на ногах, хорошо соображал и верно служил своему князю. Такие разговоры князь старался в тереме не вести, уходил с нужными людьми подальше даже из города, помнил, что и у стен могут быть уши. Вроде поохотиться, хотя все понимали, что не птицу пострелять порой в непогоду вдруг отправляется Олег, да и редко когда добычу привозит. Когда поговорить было нужно с теми, кого князь с секретами отправлял, так договаривался о встрече на лесной полянке, каждый знал свою. Может, потому никто и не ведал, откуда у Олега сведения обо всех соседях.
Купец ждал недалече от капища в условленном месте.
– Будь здраве, княже. – Раголд наклонил голову, приветствуя своего покровителя, наклонил в меру – ни слишком низко, Олег не любил угодничества, но и не слишком мало – князь все же перед ним. Умел хитрый и умный купец держать нужную дистанцию, не юлить и не льстить, но и не злить Олега, князю цену знал, уважал очень, но и себе тоже.
Разговор у Олега с Раголдом пошел про византийские дела да про торговлю русских купцов, что у греков хиреть начала. Раголд вздохнул, он хорошо понимал князя, русским купцам нужна уверенность в том, что в Константинополе их не пустят по миру нищими. Сам не единожды рассказывал, как притесняют славян в византийской столице. Но понимал он и другое – не так просто с греками сладить, они себя хозяевами чувствуют не только в Византии, а по всему морю. Потому что богатые, вон то хазар прикупят, то еще кого.
– Пришла пора и с Болгарией договариваться. Симеон Великий на престол твердо встал, – Олег не впервые открыто говорил о своих планах Раголду, знал, что даже на колу не выдаст своего князя купец. Вернее и надежней человека трудно сыскать, много раз ходил Раголд по заданию Олега в разные земли, он умел разговорить людей, увидеть то, что другие и не заметили бы, везде интересовался не только товарами и выгодой, но и тем, как живут, как защищены, с кем дружат… Опасно было такие речи вести в Константинополе, но и там Раголд был хорошим лазутчиком, а иногда выступал и переговорщиком. Только Олег берег своего купца, никогда не заставлял зря рисковать, понимая, что второго такого может и не найти.
– У Симеона с греками ныне договор, – Раголд был, как всегда, осторожен.
Князь согласился:
– Да, но против нас заодно с ними не выступит.
– Княже, до греков ли нам? От хазаров еще не отвоевались, в Итиль вон ходить страшно, так и боишься, чтоб на невольничий рынок рабом не угодить.
– А к грекам в Царьград?
– К тем проще, хотя и там норовят обмануть. Обижают наших купцов, княже, ох, обижают. С других и десятину не берут, а в Царьграде, как в Итиле – вынь да отдай! Ладно бы бедствовали, а то ведь богатые…
Услышав такие слова, Олег усмехнулся:
– Богатые, говоришь? То хорошо, больше дани спросим.
Они шагали, ведя коней на поводу, Олег жалел своего. Хотя это был уже совсем не тот Рольф Пешеход, вполовину осталось, но все равно велик и грузен. Пришлось и Раголду рядом с князем грязь весеннюю сапогами месить. А сапоги новые, не притоптались еще, ноги горят местами. Покосился Олег на купца-разведчика, видел, что тяжко тому, но молчит, пожалел беднягу, свернул к поваленному дереву. Раголд обрадовался, у князя усмошвец добрый, обувь такую шьет, что ноги и не чуют, что на них надето, а он не шил, пожадничал, взял у купца, да, видать, малы, к вечеру ноги не идут от натуги. И лет Раголду уже немало, впервые к князю пришел совсем молодым, а теперь все волосы седые. Купец попытался посчитать, получалось, что они с князем более сорока лет, когда к Рюрику пришел, сразу почуял, что Олегу, а не Рюрику говорить надо, он хозяин. Ради Олега готов Раголд снова и снова плыть, ехать, идти хоть на край света, потому что знает – не пропадут труды даром.