– Ах ты, дура рогатая!
Дело в том, что хозяин сказал правду, коза была весьма дойная, ее вымя просто распирало от молока, но отдавать ценный напиток лично мне Манька не собиралась. Я заподозрила, что именно из‑за вредности сей рогатый шедевр и уступлен пришлой странной неумехе за весьма сходную цену.
Ну, и что с ней делать? Первая же попытка пристроиться к вымени, чтобы подоить, привела к тому, что подставленная бадейка была строптивицей опрокинута, а на меня снова наставлены внушительные рога. Я сидела прямо на полу, сбитая вредным животным с ног и чуть не плакала. Как с ней справиться? Попросить Вятича, чтобы подержал, пока буду доить? Но я вспомнила, что в стрессовых ситуациях животные вообще теряют молоко. К тому же воевать с козой всей семьей просто смешно.
Ладно, если не удается найти подход с одной стороны, зайдем с другой.
– Мань, – я принялась разговаривать с козой, как с человеком, то есть проникновенно и безо всяких окриков вроде «стой, зараза!», – у тебя же вымя болит от молока. Давай, я помогу? Ты пойми, мы теперь одна семья, доить тебя буду я. Конечно, я не мастерица это делать, но научусь, ты уж потерпи, а?
Коза внимательно слушала и рога больше в мою сторону не выставляла.
– Давай договоримся, я помогу тебе, а ты мне. У тебя есть козленок? Ну, хотя бы был? А у меня сынишка есть. Федька. Знаешь какой смешной? Ему бы молочка… Дашь? И тебе легче будет…
Ведя столь задушевную беседу, которая со стороны точно показалась бы полным бредом, я спокойно подошла к вредине, погладила ее, подсунула к морде пучок травы и присела, чтобы еще раз попытаться заполучить молоко.
Ласково провела по вымени, снова погладила бока. Манька стояла, настороженно прислушиваясь к моим прикосновениям. Почувствовав, что ей приятно, я гладила и гладила. А потом принялась доить. И ничего, от моей неловкости коза все же нервно переступала ногами, но терпела.
Закончилось все полной глупостью, обрадовавшись, что выдоить, пусть и не до конца, Маньку удалось, я отставила бадейку от греха подальше в сторону, потом взяла рогатую морду в свои руки и… от души поцеловала ее в нос:
– Спасибо, Маня! Я тебя люблю.
Коза настолько ошалела от такого обращения, что даже не дернулась. Интересно, что будет завтра? А вообще, как часто ее доить-то надо? Ладно, спрошу у Вятича, может, знает?
Молоко в дом я несла с видом победительницы. За что и поплатилась. За что я зацепилась ногой уже в избе, не знаю, но после торжественного вопроса: «Кто хочет молочка? Я тут надоила», – я вдруг полетела носом вниз. На пол не рухнула, но большая часть с таким трудом добытой жидкости оказалась пролитой! Грохнув с досады бадейкой, в которую доила, по столу, я расплескала еще.
Конечно, Федьке остатков вполне хватило, но как же было жаль разлитого, добытого с таким трудом!
Вятич осторожно поинтересовался:
– Сама доила?
Я махнула рукой, словно доить коз мое любимое занятие еще с детского сада:
– А в чем проблемы?
– Не боднула?
Мне стало смешно, я могла обмануть кого угодно, даже Маньку, но не Вятича, он прекрасно понял, почему так долго длилась дойка.
– Вятич, мы с ней договорились, только вот надолго ли.
– Если договорились, то надолго. Животные своих привязанностей не меняют.
Манька действительно дальше вела себя лучше некуда, правда, на следующий день у нее обнаружился другой перекос. То ли после поцелуя, то ли просто из‑за задушевной беседы, но коза твердо решила, что я принадлежу ей и только ей, а потому во дворе не подпускала ко мне никого, даже Федьку. Понимая, что просто не угляжу за ревнивой врединой и ребенок может пострадать, я снова присела перед козой:
– Маня, вот это мой козленок, понимаешь? И его надо не бодать, а беречь. Ему твое молочко, кстати, очень нравится. Да-да, хвалил от души.
Как мог хвалить Манькино молоко полуторагодовалый Федька, коза не поинтересовалась, но уже не косилась на ребенка, как на врага. Так, Федора признали, теперь очередь за Вятичем. Эта рогатая бестия могла навредить и мужу тоже, ведь он не видел угрозы.
– А вот это, – я показала на Вятича, – мой… мой козел. И его надо слушаться. Я, например, слушаюсь…
Я говорила тихо, почти на ухо Маньке, но Вятич расслышал. Когда внушения животине закончились и консенсус достигнут, муж тихо рассмеялся:
– За козла спасибо, а вот чтобы ты меня слушалась, что-то не припомню.
Но прокормить нас Манька не могла, даже если бы пожертвовала собственной жизнью. Рыбалка и даже охота (я вспомнила, что владею и луком тоже) давали пропитание, но впереди зима, об этом я вспоминала все чаще и чаще…
Следующие месяцы нас спасало умение Вятича лечить людей и мой неистребимый, как оказалось, жизненный оптимизм.
Волково, да и Козлово жили натуральным хозяйством, им мои куны и резы в золотом и серебряном исполнении были ни к чему, быстро осознав это, я еще и предлагать не стала, чтобы ни у кого не появилось желания заполучить их силой. Нет, нападений я не боялась, мечом владеть не разучилась, но убивать или просто калечить кого-то вовсе не хотелось. Не стоило давать людям повод быть сволочами, лучше дать повод помочь.
Волково хоть и дальняя деревня, но по другую сторону небольшого озера, что неподалеку, нашлась еще одна – Вязники. Добраться в Вязники можно было, только переправившись на лодке, но там как‑то быстро узнали, что в Волково появился лечец.
Первым пациентом оказался малыш с вывихнутой ручонкой. Его привезли на лодочке через озеро из Вязников. Вятичу не стоило особого труда понять, что мальчонке пытались вправить ручку своими силами и сделали только хуже. Неловкий «дерг» привел к дикой боли, от которой ребенок уже был в полубессознательном состоянии. Хорошо, что в Вязниках оказался непоседливый Кузьма, которому где бы ни бывать, лишь дома не сидеть, как я поняла. Он-то и заверил всех, что слепой лечец из их деревни вот точно такой вывих вправил ему лично враз!
Конечно, никто не стал уточнять, что за вывих был у Кузьмы, ребенка подхватили и привезли к нам.
– Настя, нужен лубок и длинные полосы ткани.
Для лубка, насколько я понимала, могла подойти толстая кора, а вот с тканью напряженка… Ткацкого стана у меня в избе не было, а если бы и был, то бесполезно. Но задумываться я не стала, запасная рубаха превратилась в требуемые полосы довольно быстро. Ладно, потом что-нибудь придумаю взамен. В конце концов, у меня эта еще не расползается.
Через полчаса ребенок уже лежал на лавке, только тихо постанывая. Его ручка в локте была возвращена на место, уложена в согнутом положении в спешно сооруженный лубок и туго примотана.
Глядя вслед счастливым родителям, уносившим чуть позже свое чадо, я подумала, что скоро перед нашим домом выстроится очередь из пациентов.