Последнее, что услышал Дмитр, – грохот рушившихся стен Десятинной! Его еще раз ранило, и глаза застлала кровавая пелена. Сквозь нее еще какое‑то время доносились крики, стоны и ругань по‑русски и по‑татарски, а потом воевода провалился в темноту…
Очнулся Дмитр нескоро, почувствовал, что руки связаны, а под щекой голая земля. Плен… Что может быть хуже для вольного человека и тем более воина? Лучше тяжелая рана, стрела в сердце, гибель на поле брани, но только не плен!
Но ордынцы выполнили приказ хана, Дмитру оставили жизнь. Сказывали, что когда привели пленного воеводу к хану, тот спросил, мол, что будет делать, если ему вернут меч; Дмитр, не задумываясь, ответил:
– Снова подниму его против тебя!
Батый, пораженный разумностью и неустрашимостью русского воеводы, вопреки всем правилам Дмитра не казнил, однако не предложил ему службу у себя, понимал, что не согласится и в ответ на отказ придется убить. Дмитр еще смог сослужить службу своей земле. Поневоле наблюдая за страшным разорением Галицких и Волынских земель, он посоветовал Батыю в них не задерживаться, чтобы угры и ляхи не успели собрать достаточно сил для сопротивления. Говорят, хан послушал совет и поторопился в Венгрию, не став разрушать до основания те крепости, что не удалось взять сразу.
Возможно, благодаря совету Дмитра остались стоять Кременец и Холм…
О судьбе разумного воеводы ничего не известно, то ли все же посоветовал что‑то не то, то ли от «злой чести татарской» отказался.
Сначала прошли Киевское княжество, взяв сам город, потом пришла очередь Болоховских городов. Но Болоховские князья оказались хитрее, они договорились с монголами, что будут выращивать для их коней зерно на корм. Рассудив, что все равно с небольших городов взять особенно нечего, проще действительно заставить их поставлять корма. Батый приказал городов не трогать, оговорив объем дани. Поэтому мимо прошли быстро.
И под Киевом стояли недолго, и Болоховские земли тоже прошли спешно, потому в Галицкой земле оказались так быстро, что князь Василько Романович с трудом успел ноги унести из своего Владимира-Волынского, прихватив и семью уехавшего в Венгрию брата Даниила Романовича Галицкого.
Едва успели князь Василько Романович со своей семьей и с семьей брата Даниила унести ноги, как на их землях появились татарские отряды. По дорогам потянулись беженцы, да разве успеют убежать те, кто пешим бредет, ведя за руку детей и таща нехитрый скарб, от конных? Были закрывшие ворота и выстоявшие города, были поверившие лживым обещаниям и сдавшиеся на милость победителей, не было только договорившихся, как их соседи, и очень мало уцелевших. А заступиться было некому, оба князя у угров и ляхов, бояре бежали, воеводы поспешили унести ноги…
Галицкие и Волынские земли были разорены, выстояли только несколько городов. Холм жители спасли тем, что успели при подходе монголов залить всю гору, на которой когда‑то князь предусмотрительно поставил свой город, водой. Морозом хорошо прихватило, и подойти оказалось невозможно. Для порядка монголы попытались все же штурмовать, но, переломав ноги нескольким лошадям, махнули на Холм рукой. Так и остался он не взятым в тот раз…
Не осилили и отменно стоявший Кременец… Но вообще Галицко-Волынское княжество разорили сильно.
Но Батыю некогда было заниматься мелкими городами, его ждали вечерние страны. От людей, приходивших оттуда, хан много слышал о богатствах и силе этих стран, о смелости их воинов, о красивых лесах, лугах, горах… По поводу последнего Батый сильно сомневался, что может быть красивого в сплошной стене деревьев; с сильным врагом мечтал сразиться и победить в единой схватке, а вот о богатстве городов вспоминал с удовольствием. Если все так хорошо, то не сделать ли ему столицей своего будущего улуса один из таких красивейших городов?
Тумены Батыя двигались очень быстро, настолько, что их едва опережали гонцы, везущие европейцам плохие новости.
Вот теперь Европа испугалась по‑настоящему!
Первым отреагировал отлученный папой римским от церкви император Фридрих II, он разослал призыв вооружиться против страшного врага.
«Время пробудиться ото сна… по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью всему христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда меж ними и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь пришла наша очередь стать оплотом христианству против свирепого неприятеля».
К голосу разумного императора не прислушались, ведь он был отлучен папой римским от церкви! Немецким баронам все еще казалось, что это очень далеко, а зазнаек угров и ляхов не мешало бы проучить. И папа римский презрительно промолчал.
Монголы не заставили себя ждать… В начале 1241 года Бурундай прорвался к Висле, занял Люблин и Завихвост, разорил Сандомир, разгромил польское рыцарство под Турском.
Казалось, спасения от них нет, но нападавшие неожиданно повернули обратно на Русь. Впавшая в панику Европа получила передышку, но воспользоваться ею не смогла… Решив, что Батый испугался или вообще передумал, монархи успокоились, но наступила весна, а с весной возобновилось наступление Батыевых орд.
Перепуганный герцог Силезии отозвал тевтонских рыцарей, выступивших в сторону Пскова, не до русских городов, свои бы сохранить. Не зря боялся, войска Батыя уже стояли под стенами Кракова. Как обычно, убедившись в неприступности городских стен, Батый отправил к полякам послов, и как обычно, послов убили. Город был обречен… Несколько дней горожане не могли спать, вздрагивая от ударов по воротам и днем, и ночью. Татары, подтащив к ним возможно ближе пороки, защищенные специальными щитами, принялись разбивать городские ворота. Спешно был отправлен за помощью гонец к герцогу Силезскому. Когда ворота разлетелись в щепу, по улицам Кракова понесся смерч из татарской конницы, не оставлявшей в живых никого…
Ранним утром 9 апреля 1241 года звуки медной трубы призвали рыцарей из ворот Легницы. Объединенное польско-немецкое войско выступало сражаться с захватчиками. Во главе на белом скакуне гарцевал Генрих Благочестивый. За ним, всем своим видом демонстрируя непобедимость и неустрашимость, ехали рыцари Тевтонского ордена со знаменитым Поппо фон Остерном впереди. За тяжеловооруженными рыцарями следовала легкая конница и только потом пехота.
Решив дать бой по всем правилам, чтобы использовать свое преимущество в виде закованных в тяжелые латы рыцарей с пиками наперевес на таких же закованных лошадях, Генрих Благочестивый бросил вызов Батыю и предложил для боя широкое поле. Татары от сражения в поле никогда не отказывались, а потому вызов приняли. Самого Батыя под Легницей не было, он направился со второй волной в сторону угров, но это не помешало расправиться с рыцарями молодому принцу Бандару, сыну хана Чагатая.
Татары посмеялись над самоуверенными рыцарями, выкопав за ночь перед своими позициями ямы и присыпав их соломой. Бросившиеся в свою знаменитую атаку клином тевтонские рыцари быстро попались в западню, их атака захлебнулась, а при следующей татары, отстреливаясь, попросту заманили тевтонцев в болото, а когда те основательно завязли, перебили! Нечто похожее, только на льду Чудского озера, через год проделает русский князь Александр Невский.