– Тихо! Да тихо же, говорю! Слышали клятву посадника? Верно клянется, не гнали князя, только не позволили самому без веча суд судить да землями новгородскими распоряжаться! Господин Великий Новгород, – боярин обратился к собравшимся точно к вечу, – вольно ли тебе вече отменить?
Толпа взвыла:
– Нет!
– И мы князю также сказали, чтоб не судил и рядил сам без вас!
Новгородцы еще долго гудели, плохо верилось, что такой разумный и заботливый к людям князь, каким увидели за время похода Александра Ярославича, мог не согласиться с боярами и пойти против веча. Многие качали головами:
– Все так, да не так… Крутят что-то бояре…
Но шум улегся, удалось почти успокоить город. Помогло еще то, что в Новгороде так и не хватало хлеба и многого другого.
Боярский совет не рискнул собирать вече для приглашения нового князя, могло плохо кончиться, ведь за Невского горой стоял простой люд города. Решили пока повременить, пусть страсти улягутся.
А князь Александр Невский уезжал из негостеприимного Новгорода, не раз гнавшего и возвращавшего обратно его отца, а теперь вот и его самого. Князь тряхнул светлыми волосами, нет, его не прогнали, успел сам уйти.
Пред отъездом, когда уже ушел посадник, Александр вернулся в покои и, подойдя к сидевшим рядышком матери и жене, вдруг преклонил перед ними колено, низко опустил голову:
– Простите меня.
– За что? – изумились женщины в один голос.
– Я не смог удержать Новгород, не смог прокняжить здесь долго.
Княгиня Феодосия положила руку на голову сына:
– Ты все сделал верно, князь.
Сын поднял не нее глаза:
– Ты… здесь останешься или с нами?
– Поеду к отцу, – вздохнула княгиня.
Александр Ярославич не стал неволить дружинников, позвал с собой только тех, кто сам пожелал. Остались только трое, у них уже были семьи, остальные ушли из Новгорода с любимым князем.
Я не могла поверить своим ушам. Они что, вовсе с ума посходили?! Прогнать Невского… до такого в страшном сне не додуматься. Нет, Русь-матушка, тебя не только умом не понять, но и безумной башкой тоже. В поступке новгородцев не было не только логики, в нем не было ничего, кроме идиотизма. Я смотрела на шумевший торг, на сновавших по улицам людей, слушала крики купеческих зазывал и понимала, что начинаю просто ненавидеть этот город.
Мне тоже очень хотелось уехать, держало только одно: отсутствие Вятича. Вдруг он вернется, а меня нет?
А еще… я не сразу поверила в свои ощущения, но кажется… неужели… Вятич, ну где же ты?! У тебя, возможно, будет сын! У меня не было тестовых полосок, но это и не нужно, время шло, и становилось ясно, что это не ошибка.
В Москве я бы уже с ума сходила и бесилась от одного подозрения, что это возможно, в Москве мне было некогда рожать и растить детей, нужно работать. Здесь тоже некогда, все время в боях и походах… Хотя, нет, перерывчик образовался, новгородцы выгнали князя и воевать в ближайшее время не собирались. Может, родить между делом, а потом снова с поход. Когда там князь Невский на Чудское озеро пойдет? Через два года, успею ребенка даже научить ходить. Только вот где его папаша, хотела бы я знать.
То, что Вятичу удалась наша задумка, можно не сомневаться, рыцари действительно припозднились, наверное, дело не только в Вятиче, но он сыграл свою роль. Только вот почему не возвращается? Думать о том, что с ним могло случиться что-то плохое, я была не в состоянии. Нет, с моим Вятичем ничего плохого произойти не могло, он же такой сильный, такой умный, он волхв, в конце концов, хотя сам говорит, что нет.
Временами откровенно хотелось взвыть: где же ты, сильный и умный, почему бросил меня одну?! Мне плохо без тебя, Вятич, нет, не мне одной – нам с будущим сыном очень нужен его отец и защитник. Тем более в средневековом Новгороде.
Новгород еще праздновал победу над шведами, еще славил князя Александра, когда в Риге в самом начале августа собрались серьезные люди – епископы Рижский Николай, Дерптский – Герман фон Бекесговеде, Эзельский – Генрих. Они сидели в большом зале епископского дворца и, согласно кивая, слушали магистра Ливонского ордена Дитриха фон Грюнингена, сменившего на этом посту Германа фон Балка.
– Вам предстоит биться безжалостно с язычниками, кем бы они ни были, эстами, ливами, славянами, особенно с русскими еретиками – самым опасным и сильным нашим противником.
Упоминание о русских, только что разбивших сборное войско на берегах Невы, вызвало у епископов зубовный скрежет. Каждый из них готов был бы вздернуть князя Александра Новгородского собственными руками и с удовольствием полюбоваться его мучениями.
Орден не участвовал в нападении на новгородские земли одновременно с морским походом, потому что нашлись умники вроде Германа фон Балка, поверившие болтовне рыцарей в кабаках о том, что Биргер пытается обманным путем отправить первыми рыцарей, чтобы ослабить Новгород и воспользоваться этим, а сам нападет позже осенью. Глупость даже у руководителей наказуема, шведы были разбиты молодым князем, морская часть похода сорвалась, потому сейчас решалась его сухопутная судьба.
Собравшихся меньше всего волновали успехи или неуспехи Биргера, не смог, ну и хорошо, у них достаточно сил, чтобы пройтись огнем и мечом по землям Новгорода, богатейшим землям, кстати, и взять их безо всякой помощи шведов.
– Мы должны сокрушить оплот их сопротивления, то есть русские крепости, особенно Изборск и Псков. – Голос магистра, казалось, впечатывал каждое слово в сознание слушателей, он был металлическим, как латная перчатка, которую Дитрих не снимал, чтобы не показывать изуродованные какой-то болезнью ногти. – Мы должны шаг за шагом продвигаться по Новгородским землям, ставя там свои крепости. И ничто не остановит наши мечи. Действовать надо безо всякой пощады, чтобы никому из врагов даже в голову не пришло поднять оружие против рыцарского войска.
– Верно! – Вице-магистр Ливонского ордена Андреас фон Вельвен тоже был настроен весьма решительно. – Также надо собрать под свои знамена тех, кто уже крещен, бить русских руками русских же и их соседей. Покоренных язычников держите в вечном страхе, дабы они не смели уклоняться от боев.
– Русские крепости просто так не сдаются. Они будут сопротивляться.
Кулак в латной перчатке грохнул по подлокотнику кресла так, что вздрогнули все сидевшие:
– Уничтожать! Русских безжалостно уничтожать! Они не будут покорными, значит, не будут вообще никакими. Пустыню мы заселим другими народами, если нет возможности покорить эти. Не жалейте их.
Конечно, сами епископы не собирались лично биться с русскими, но они давали главное – нанятое войско и благословение тем, кто шел на разбой.
Первыми на себя удар приняли изборцы, город отчаянно сопротивлялся, но слишком неравны были силы, Изборск пал. Теперь был открыт путь на Псков.