– Княже, Александр Ярославич, не бросай Новгород! Ежели тебя бояре обидели, только скажи, мы их за бороды сюда притащим.
– Да не бросаю я!
Пестрим недоверчиво переспросил:
– Так ведь едешь из Новгорода?
И тут двор услышал раскатистый хохот новгородского князя:
– Еду! Только за помощью. Великий князь Ярослав Всеволодович обещал, вся Низовская земля поможет. И суздальские полки пойдут, и князь Андрей переславскую дружину приведет. Решил сам съездить посмотреть.
Пестрим снова попросил:
– Александр Ярославич, не бросай Новгород, не сироти, Христом Богом просим. Если повинен пред тобой кто будет, прямо народу скажи, любого на березе вздернем, если за дело. Челом бьем.
– А чего ж вы все пришли, могли кого одного-двоих прислать? – Невский просто не мог дольше молчать, а что сказать не знал.
– Да мы решили тебе заслон людской поставить, чтоб уехать не смог.
У Александра перехватило горло так, что и слова не вымолвить. Едва себя пересилил, чуть хрипло велел:
– Ступайте. Скажите в городе, по делу еду. Вернусь скоро.
Новгородцы передавали друг дружке:
– За помощью князь едет…
– Не оставляет Новгород…
– Не осиротеем…
Попятились, так и выходили со двора спинами, казалось кощунственным повернуться к любимому князю спиной. В нешироких воротах толпились довольно долго, но Александр ждать уже не стал. Обернулся. Сзади стояли мать, жена, тысяцкий и еще много кто. Княгиня Феодосия улыбалась, едва сдерживая слезы счастья.
– Саша, любит тебя Новгород.
Тот смущенно отмахнулся:
– Любят, пока нужен.
Но и его глаза тоже блестели от непрошеной влаги. По лицу жены невозможно было понять, о чем думает. Бледна, видно, снова мутит, только хотел спросить, как она, тут вмешался тысяцкий:
– Ехать, княже, пора.
Александр кивнул:
– И то верно, припозднились.
Круто развернувшись, молодая княгиня ушла к себе в ложницу. Со всеми говорил, только не с ней! Было до слез обидно, все его любят, всем он нужен, а про них с сынишкой да будущим ребенком словно забыл.
Нет, князь забежал попрощаться, подхватил на руки Васеньку, поцеловал в обе щеки, потом обнял Александру, тоже трижды поцеловал:
– Жди, не на рать иду, вернусь скоро. Не беспокойся и себя береги.
И убежал. А раньше все «ясынька, ясынька»… Княгиня уже ненавидела Новгород, забиравший у нее мужа, ненавидела его походы и дружину, его бесконечные дела.
Заметив покрасневшие глаза невестки, княгиня Феодосия поспешила поговорить с ней:
– Сашенька, тебе не простой муж достался. Он воин, его место в дружине, не кори, что подле тебя на лавке не сидит. Не всем дано спокойно жизнь прожить, есть такие, что и минуты не могут без дела. Тебя он любит, только улыбнись почаще, да приласкай, вот и будет вам радость. А то он далече уехал, а ты ровно и возвращения не ждешь. Вспомни, как на шведа в поход провожала, любо-дорого глядеть, все обзавидовались.
Молодая княгиня поморщилась, тогда и князь по-другому с ней разговаривал, а вчера вон дурой назвал. Постепенно свекровь вытянула из нее все. Услышав, ахнула:
– Да что ж это? Я ему попеняю! Такую разумную женку дурой звать?
Но себе подумала, что так и есть, к чему даже свекрови такое рассказывать? Лучше бы пыталась понять мужа.
– Доченька, князь Ярослав Всеволодович, бывало, по неделям и в ложницу не заходил, все недосуг было, засыпал, где сон застанет. И про то, что другая есть не помышляй даже! От такой вон красоты писаной к какой другой пойдешь? Да и Саша муж честный.
За окнами снег укрыл все вокруг. Вот еще одна зима без Вятича. А будет ли с ним?
Я несколько раз встречала в городе на торге человека, складом фигуры очень напоминавшего Вятича, но лицо разглядеть не удавалось, там всегда толчея и гомон, видела только, что бородатый.
На отца очень похож Федька, просто вылитый маленький Вятич. А еще он похож на Лушку, и не только характером, глазенки такие же лукавые.
Осенью по последней воде приплыл тот самый напарник Питирима, привез письмо от Лушки. Сестрица в восторге, Анея тоже. Обещали скоро быть, как ни хорошо в Швеции даже у Биргера под крылышком, а дома лучше. Держит только невозможность увезти ребенка.
Снег как-то сразу лег большими сугробами. Федька впервые в жизни видел такое великолепие, он еще не ходил, зато валялся в сугробах с удовольствием. Красные щеки, красный нос, блестящие синие глазенки – не ребенок, а чудо!
Я долго возила его на санках и потом оставила просто побарахтаться в снегу, пусть еще немного повозится, и заберу домой. Уже представляла, какой придется выдержать рев, но не торчать же весь день на улице?
Поднялась на крыльцо отдать Матрене шаль, потому что жарко, а когда обернулась, то увидела, что к Федьке, валявшемуся в снегу, подошел какой-то человек. Сердце ухнуло, я протянула руку с тихим вопросом «Эй?» и замерла, потому что поняла, кто это.
А еще через мгновение мы с Федькой уже были в объятиях Вятича! И мой, нет, наш строптивый сынуля, ненавидевший, когда его кто-то тискает, молча сносил колючую бороду своего блудного папаши.
Меня тоже пришлось подхватить, чтобы не рухнула в снег. Оказывается, легче воевать с ордынцами или рыцарями, чем вдруг обнаружить, что любимый человек, на возвращение которого уже и надежду потеряла, стоит рядом.
– Где ты был? Где ты столько времени был?!
Вятич блеснул глазами:
– В командировке.
– Мотался еще в какие-нибудь времена, когда ты так нужен нам здесь?!
– Ты ругать будешь или сначала целовать?
– Тебя убить мало…
– Я тебя люблю. Вас с Федькой.
Я удивилась тому, что он знает имя сына, но потом подумала, что Вятич всегда все про меня знал.
Над городом кружили птицы, светило яркое солнце, сверкал снег, а рядом стоял мой муж и держал на руках нашего сына.
И какая разница, в каком это было веке или городе?