Вот почему для меня Сарайджук оказался просто благословенным оазисом в пустыне жирной грязи. В Сарайджуке обнаружилась баня! Она была построена подальше от самого города, вода стекала в большую канаву и в песок, чтобы не осквернять реку, носить саму воду нужно было издалека, но я готова на все. Услышав от Карима, что можно помыться в бане (последний раз мылась в Сарае, там тоже бани были, а потом неделю пылилась в дороге и лишь размазывала грязь по лицу парой пригоршней воды из кувшина), я даже не сразу поверила:
– Иди ты!
– Куда, в баню? Может, сначала ты? Я знаю, ты мыться любишь.
Стало смешно, но как объяснить Кариму смысл фраз, который получился?
Посещение бани, пусть и не слишком хорошей, примирило меня с Сарайджуком, больше того, я готова была пожить здесь, хотя прекрасно понимала, что это невозможно…
В Сарайджуке мы провели несколько дней, продали своих лошадей, купили верблюдов, договорились с караван-баши (это вроде начальника каравана), закупили необходимое в дальнюю дорогу.
Странно вел себя Карим, он явно собрался куда-то слинять. Это что еще за сопровождение, за которым нужен глаз да глаз? Я тихонько выскользнула следом. Так и есть, мой толмач юркнул за угол, и дальше началась игра в прятки-догонялки.
Он явно стремился к той части городка, где уже стояли глинобитные дома за заборами. Заборы небольшие, видно для защиты от верблюдов или ослов, оставленных без надежной привязи безалаберными хозяевами, но похожие один на другой, как две капли воды. Попав вслед за Каримом туда, я очень быстро вспомнила незадачливого Кешу из «Бриллиантовой руки», когда он метался в узких улочках Стамбула.
После нескольких поворотов мой толмач словно сквозь землю провалился, а я, оглянувшись, поняла, что понятия не имею, в какую сторону возвращаться. Вокруг никого, но даже если бы и был, как спросить, что мне нужно к караван-сараю, если я не знаю ни где он, ни как называется? Тоска…
Заборы, их, кажется, называли дувалами, были невысоки, но чтобы увидеть что-то во дворе, лично для меня в обличье Насти нужно подпрыгнуть, сколько ни тянулась на цыпочках, ничего разглядеть не удавалось, как и вспомнить, сколько раз мы поворачивали. И вдруг…
Я замерла, прислушиваясь, показалось, что где-то недалеко голос Карима. Теперь мне уже было наплевать на то, что подумает толмач, если начнет возмущаться слежкой, пусть сначала объяснит, чего он тут сам делал. Мелькнула мысль, что это может оказаться последним объяснением, которое я услышу в своей жизни, но выхода-то все равно не было, и я толкнула какую-то дверь, ведущую во двор.
Небольшой двор был пуст. Пара хилых деревьев, глинобитный домик, небольшая арба (тележка) с задранными вверх оглоблями, подальше ослик, привязанный к столбу, никакого Карима там не наблюдалось. Оставалось только уйти, но не тут-то было! Услышав какое-то движение справа, я обернулась и обомлела.
Здоровенный пес на цепи толще моей руки (я даже зачем-то внимательно посмотрела на руку, чтобы в этом убедиться), с обрезанным хвостом оскалил совершенно зверские клыки, но молчал, отчего выглядел еще страшнее. Я почему-то вспомнила, где видела такую цепь: в порту, там на них якоря спускают и корабли держат.
– Хозяева!
Нормально, мало того, что выдала свое присутствие, так еще и по-русски! Но что делать, не показывать же псине свой тыл, вцепится ведь, зараза. Медленно отступая к калитке, я прикидывала, что даже если мне удастся сигануть за нее и подпереть снаружи собственным задом, волкодав с легкостью преодолеет столь невысокое препятствие, как этот забор, и последует за мной. Оставалось уповать на то, что хозяева дома…
Но надежда, что близкого знакомства с черной пастью волосатого монстра удастся избежать, испарилась окончательно, когда я увидела, кто вышел на мой зов. Я едва не взвыла, мол, а взрослых что, дома нет?! Но появившаяся фигурка принадлежала не ребенку, а щуплому старичку. Он как-то цыкнул псу, и тот, вильнув обрубком хвоста, мигом оказался у самой стены дома, якорная цепь грохотала по земле. Во вышколенность! Монстрило, способное одним рыком уложить на землю роту солдат, покорно выполняло едва слышные команды старика.
Тот с интересом оглядел меня, по-прежнему стоявшую столбом, и сделал приглашающий жест. Отреагировать я не успела, в калитке за моей спиной возник Карим, который тоже замер, добавив красок в немую картину.
Дедок рассмеялся дробным смехом, снова что-то цыкнул псу, и тот вообще скромно удалился за угол дома, но я прекрасно видела, что его налитые кровью глаза внимательно следят за каждым нашим движением и оттуда, а обрезанные уши слушают. Вот так подойдем, а старичок цыкнет и… прости-прощай, молодая жизнь.
Карим принялся витиевато объяснять старику, что я просто заблудилась и случайно заглянула во двор, разыскивая его. Он просил прощения за беспокойство, кланялся, одновременно подталкивая меня к калитке.
Дедок снова рассмеялся, крикнув нам, чтобы не боялись собаку, она, мол, не тронет. Ага, слышала я все эти сказочки для наивных, еще дома, в Москве, слышала. Собака без поводка и намордника всегда представляет опасность для окружающих! Хотя… покосившись на здоровенную ряху, с раскрытой пасти которой капала слюна, я поняла, что ни поводок, ни намордник тут не спасут, первое он порвет, как тонкую нитку, а второе сжует и не подавится.
Тут я сообразила глянуть на цепь, вернее, то, к чему она прикреплена, и поняла, что опасения небезосновательны. Один конец вполне логично крепился к ошейнику, который подошел бы на шею быку-трехлетке (я помнила, что быков водят за кольца в носу, потому что иначе не удержать), а второй был скромненько так прикреплен к какой-то скобочке, вбитой в стену мазанки. Если эта псина рванет с места, целясь в наши бренные тела, то стена рухнет наверняка. Но дед уверенно стоял на месте, значит, завалов не предполагалось.
Видно, поняв, что заманить в дом нас не удастся никакими уверениями в беззубости этой твари, старик со смехом махнул рукой, мол, идите. Мы пошли, сначала робко пятясь задом и вымученно улыбаясь, а потом сиганули так, что догнать можно было только вскачь. Улепетывая, я все же прислушивалась, нет, металл цепи сзади не грохотал, монстрило со своей привязи не рвалось.
– Ты чего туда полезла?
– Показалось, что твой голос из-за дувала.
– Даже если мой, то стояла бы и ждала или окликнула.
На «стояла и ждала» я обиделась, вот еще!
– Надо было мечом этого бугая поддеть, небось и про цепь забыл бы.
Карим внимательно посмотрел мне в лицо:
– Тебя бы даже похоронить не дали. Убить собаку во дворе дома – страшное оскорбление. Лучше не лезь никуда, это же тебе не караван-сарай.
– Карим, ты что там делал?
– Могла бы и не следить за мной, спросила, я бы сам рассказал.
– Ну?
– У меня сестра замужем за местным, неподалеку живет, ходил проведать.
Врет и не краснеет!