Ну, что я еще должна тут сделать, чтобы меня вернули?! Илларион прав, если я вдруг начну всем подряд рассказывать о скором приходе татар, никто не поверит. Тогда к чему все эти героические поползновения? Высшие Силы явно ошиблись, отправляя сюда женщину в обличье девушки, вместо того чтобы переправить какого-нибудь записного вояку в тело князя. Эта мысль мне очень понравилась, а что, если вдруг в Великого князя или кого-то еще вселить разумного комбата, искушенного в стратегии и тактике боя (во какие слова от тоски вспомнила!), толку было бы много больше. Мысленно я просто вопияла к этим самым Высшим Силам, убеждая всем пылом души, что за ошибку зла не держу, только искренне прошу поскорей ее исправить, потому как без прелестей московской жизни уже хоть плачь, а пользы от меня ни на грош.
Кажется, я занималась этими убеждениями полночи, потому что Лушка уже давно сопела, уткнувшись носом в подушку (и как она может спать на животе?). В конце концов, исчерпав мысленно все доводы и убеждения, я со спокойной совестью устроилась поудобней, чтобы заснуть и проснуться в московской квартире или на худой конец где-нибудь в деревенском доме, но только в двадцать первом веке!
Снилось черт-те что, но не такое, как в предыдущую ночь, а разбудил меня… голос Лушки:
– Эй, соня, вставай, все проспишь!
– Что «все», Луша? – В голосе откровенная тоска.
– Твоя Стешка таких пирогов напекла… Аж сюда с кухни тянет, чуешь? Мать решила ее в поварню пристроить, а тебе кого другого дать.
Я потянула носом, действительно обалденно пахло пирогами, но в данном случае меня это совсем не порадовало, это означало, что мои просьбы и убеждения прошли втуне, и Высшие Силы то ли меня не услышали, то ли не восприняли мои доводы. Я оставалась в тринадцатом веке, вернее, в 1237 году в Козельске. Самое то…
Отчаяние толкнуло меня к Воинтихе. Если она и не колдунья сама, то, может, хоть что-то посоветует? Знахарка жила в посаде на самом краю, но разговора с ней не получилось. Подойдя к ее нехитрому домишке и почти взявшись за ручку двери, я вдруг услышала голос… Анеи. Тетка уехала в свою любимую Дешовку, которую она окучивает уже не первый месяц, ее отъезд я видела сама. Странно, если Воинтиха нужна, то достаточно послать к ней холопа, и знахарка прибегала по первому зову. Я прислушалась.
Теткин голос вроде как наставлял, советуя, что делать в одном, а что в другом случае. Это касалось заговоров и еще чего-то, не очень поняла. Я оказалась в дурацкой ситуации, потому что ни продолжать стоять, ни уйти не могла. Чуть посомневавшись, я все-таки шумнула, пусть слышат, что я здесь. Голос немедленно стих, и уже Воинтиха поинтересовалась:
– Кто там?
– Это я, Настя.
– Входи, чего встала.
Я с интересом открыла дверь в дом. Кто ж его знает, как живут простые русские знахарки, пусть и не всемогущие? Филин из угла не ухнул, и черная кошка под ноги не бросилась. Собственно, и курьих ножек у избы не было тоже, крыльцо как крыльцо. А вот кошка была, но нормальная, трехцветная, она мирно спала на лавке, и бриллиантовым взглядом из-под опущенных век не косила. И вообще внутреннее убранство на колдовское прибежище никак не тянуло, большущий котел отсутствовал, с веревок пучки конопли или лебеды не свисали, ничего не шипело и не булькало. Разве это прибежище колдуньи?
Но меня поразило другое – отсутствовала Анея, голос которой я только что слышала!
– А где тетка Анея?
– Кто?
– Я слышала голос тетки Анеи.
– Да что ты, голуба моя, – всплеснула руками Воинтиха, – откуда ей здесь взяться? А ты чего хотела-то, Настя?
Я еще раз окинула беглым взглядом комнату, что-то рассеянно пробормотав о необычном сне. Получалось, что Воинтиха разговаривала голосом моей тетки, причем сама с собой? Толкового разговора не вышло, я была рассеянной и бестолковой, Анеин голос не давал мне покоя. Так и ушла ни с чем.
Тетка вернулась из Дешовки через некоторое время после меня, внимательно вгляделась в лицо:
– Ты чего это смурная, Настя?
– А ты в Дешовке была, Анея Евсеевна?
– А где ж?
Вопрос отпал. Правда, остался неразрешенным другой: то ли мне уже везде теткин голос чудится, то ли Воинтиха свихнулась, говорит сама с собой чужими голосами. Мелькнуло еще соображение, что я не все в комнате видела, за печь-то не глянула, но я его отогнала как совсем уж идиотское, тетка Анея не из тех, кто станет в закуте прятаться.
Но беспокойство из-за сна не проходило. Я решила не разгадывать сам сон (чего тут гадать?), а лучше поговорить с отцом по поводу угрозы с востока. Воевода должен озаботиться.
К моему удивлению, он повел себя совсем не так, как я ожидала.
– Настя, доченька, ну твое ли дело мечом биться да про укрепления козельские узнавать? К чему вам с Лушкой такое? У тебя свадьба на носу, а ты с парнями днями оружием размахиваешь. Не дело это, что люди подумают…
Пока тон был мягким, почти ласковым, но я уже понимала, что это пока. И все-таки продолжила настаивать:
– Отец, я во сне видела…
– Настя, перекрестилась бы или вон к Иллариону сходила поговорить.
– Ничего твой Илларион не знает и знать не хочет!
Я снова и снова пыталась твердить о приходе огромного войска и угрозе для Руси.
– Сядь и слушай! Ты думаешь, я или кто из князей не знает, что монголы рядом? Они булгарское царство еще загодя разгромили и половцев по степи точно кот мышей гоняют. В Дешовке беглая половецкая семья с лета живет. И в Чернигове половцев полно. Они от этой напасти уже который месяц бегут.
– Так что же вы не готовитесь?!
У отца приподнялась бровь:
– Да о том ли ты, девонька, речи ведешь? Твои ли то заботы?
Мягкий тон на глазах черствел. В голосе появились металлические нотки, девка явно лезла не в свое дело, и это воеводу раздражало. Ни фига ты еще не знаешь, с кем связался, я тебе не твоя покорная Настя, я Настя из двадцать первого века! И я не отстану, пока не пойму, что в Рязани знают о грядущей беде. Не может быть, чтобы знали и не мобилизовали все силы. Написано же в летописях, что нападение было неожиданным, с востока, откуда ни возьмись, появилось несметное количество всадников на низкорослых лошадках и черным валом прокатилось по Руси. Я что, этого ждать должна?! Нет, Рязань имеет право узнать заранее об этом черном вале, виденном мной во сне.
Я попыталась рассказать отцу доходчиво о том, что видела, конечно, не упоминая о том, что поцарапала Батыя. Просто сказала, что обязана известить Рязань об этой угрозе.
Отец изумленно смотрел на меня:
– Да знают они!
– Кто знает?
– Рязанцы знают.
– Как знают? А чего же не готовятся?
– А как готовиться? Сама твердишь, что войско такое большое, что и взглядом не окинуть, что Рязань против них может? Только затвориться и молиться, чтоб мимо прошли. Но мимо них никто не проходит.