Последнее замечание принесло Александре больше унижения, чем все сказанное им до этого.
– Я заплачу за их комнаты, – коротко бросил герцог, не правильно истолковав ее потрясенный взгляд.
– Дело не в этом! – вздохнула она.
– В таком случае что тревожит вас? – требовательно осведомился он.
– Дело в том… – Александра отвернулась, с отчаянием оглядывая удушливо-строгую обстановку комнаты. – Все, все плохо! Я совсем не так представляла свою свадьбу! – Девушка была настолько удручена, что поспешила пожаловаться на меньшую из бед. – Я всегда думала, что стану венчаться в деревенской церкви, а моя лучшая подруга Мэри Эллен будет рядом, и…
– Прекрасно, – резко перебил он. – Пригласите свою подругу сюда, и вам будет легче вынести оставшиеся до свадьбы дни. Дайте ее адрес дворецкому, и я немедленно пошлю за ней лакея. Бумага и перья в ящике письменного стола. Надеюсь, вы умеете писать?
Алекс пошатнулась, словно ее наотмашь ударили по лицу, и на кратчайшее мгновение Джордан увидел сильную, гордую, великолепную женщину, которой она когда-нибудь станет. Зеленовато-голубые глаза пренебрежительно сверкнули.
– Да, милорд, я умею писать…
Джордан уставился на исполненную презрения малышку, высокомерно взиравшую на него с брезгливым сожалением, и проникся чем-то вроде веселого уважения к девчонке, посмевшей так на него смотреть.
– Прекрасно, – кивнул он.
– …на трех языках, – добавила она с царственной надменностью.
Джордан едва сдержал улыбку. После его ухода Александра робко подошла к маленькому письменному столу в самом углу и, усевшись, выдвинула ящик и достала бумагу, перо и чернильницу. Слишком возбужденная, чтобы сосредоточиться на разумных объяснениях случившегося, она быстро нацарапала:
«Дорогая Мэри Эллен, как только прочтешь это письмо, пожалуйста, приезжай вместе с человеком, который его привезет. Несчастье обрушилось на меня, и я одинока и безутешна. Мама и дядя Монти здесь, так что твоей матери не придется за тебя волноваться. Прошу тебя, поспеши. Остается совсем немного времени до того, как мне придется тебя покинуть…»
На черных мохнатых ресницах девушки повисли две огромные слезы и, сорвавшись, расплылись на бумаге. Только тогда она оставила бесплодную борьбу и уронила голову на сложенные руки. Худенькие плечи затряслись от безудержных рыданий.
– Нечто чудесное? – прерывисто прошептала она, обращаясь к Богу. – И это ты считаешь чудесным?
Три четверти часа спустя Рамзи выпроводил притихших и укрощенных миссис Лоренс и сэра Монтегю из дома, оставив герцогиню наедине с обоими внуками. Пожилая леди медленно поднялась и, выпрямившись, обратилась к Джордану:
– Надеюсь, ты не собираешься действительно пройти через это?
– Напротив, я вполне серьезен. Лицо женщины смертельно побелело.
– Но почему? Не хочешь же ты заставить меня поверить, что чувствуешь хотя бы малейшее желание жениться на этой провинциальной мышке?!
– Нет.
– Но зачем, во имя Господа, ты собираешься пойти на это?!
– Жалость, – с жестокой откровенностью признался он. – Мне ее жаль. И нравится это вам или нет, я виноват в том, что с ней случилось. Вот и все.
– В таком случае откупись от нее! Джордан, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыл глаза и сунул руки в карманы брюк.
– Откупиться? – с горечью повторил он. – Поверьте, это мое самое горячее желание, но ничего не выйдет. Она спасла мне жизнь, а я за это уничтожил ее шансы на будущее и обеспеченное спокойное существование. Вы слышали, что сказала ее мать, – жених уже разорвал помолвку, потому что она «обесчещена». Стоит ей вернуться в деревню, и она станет желанной и легкой добычей для всех похотливых негодяев. Ни респектабельности, ни мужа, ни детей. Через год-другой ей придется продавать себя в той же гостинице, куда я ее привез.
– Вздор! – невозмутимо бросила герцогиня. – Дай ей денег, и она может уехать куда угодно, хоть в Лондон, куда не докатятся сплетни.
– Самое большее, на что она может надеяться в Лондоне, – пойти на содержание, и то при условии, что сумеет привлечь богатого старого дурака или глупого молодого щеголя и заставить их купить ей дом и наряды. Вы видели ее – женщины подобного типа вряд ли могут пробудить в мужчине вожделение.
– Совершенно ни к чему быть вульгарным. – сухо предупредила герцогиня.
Джордан, открыв глаза, сардонически усмехнулся:
– Признаться, я нахожу довольно вульгарной саму мысль о том, что можно вознаградить малышку за спасение моей жизни, толкнув ее на путь замаскированной проституции. Кажется, вы именно это предлагаете?
Они молча смотрели друг на друга через комнату – схватка двух несгибаемых характеров проходила в полнейшей тишине. Наконец герцогиня отступила первая, признавая поражение легким наклоном безупречно причесанной головы.
– Как угодно, Хоторн, – произнесла она, неохотно подчиняясь власти главы семейства. Но тут еще одна мысль поразила герцогиню, и она, мгновенно помрачнев, бессильно опустилась в кресло. – На протяжении семисот лет родословная нашего семейства была безупречна. Мы потомки королей и императоров И ты хочешь, чтобы это полнейшее ничтожество произвело на свет будущего наследника?! – Полностью выведенная из себя, ее милость обратила гнев на второго внука. – Да что же ты сидишь, Энтони! Скажи что-нибудь!
Лорд Энтони Таунсенд спокойно пожал плечами.
– Прекрасно, – дружелюбно объявил он, принимая решение Джордана с фаталистической улыбкой. – Когда меня представят будущей кузине? Или вы намереваетесь запереть ее в салоне до свадьбы?
Герцогиня наградила его убийственным взглядом. Она сидела неподвижно, выпрямив спину и высоко держа седую голову, но горькое разочарование последнего часа состарило ее на десять лет.
Энтони поднял бокал:
– За твое будущее семейное счастье, Хок!
Джордан иронически блеснул глазами, не меняя бесстрастного выражения лица. Энтони не удивляло это отсутствие видимых эмоций. Подобно бабке, Джордан всегда держал себя в руках, но в отличие от герцогини Хоку это удавалось без усилий, так легко, что и Тони, и многие другие часто гадали, способен ли он вообще испытывать глубокие чувства, кроме ярости, конечно.
В этом Тони был прав. Думая о предстоящей женитьбе, Джордан действительно ничего не ощущал, кроме угрюмого, мрачного смирения. Поднося бокал к губам, Джордан с изумлением размышлял о столь неожиданном повороте судьбы. После бесчисленных романов с самыми опытными, искушенными и наименее добродетельными женщинами Англии изменница фортуна наградила его девочкой-невестой, воплощением невинности и чистоты. Недаром все глубоко скрытые инстинкты предостерегали его, что отсутствие этой искушенности, умудренности жизнью происходят не от неопытности, а скорее из подлинного благородства духа и истинной сердечной доброты.