Капитан «Фейр Уиндз» лично приветствовал именитую чету и предложил им «разделить простой ужин» в его каюте. «Простой ужин» состоял из четырнадцати блюд, причем к каждому подавалось особое вино. Оживленная беседа, однако, касалась в основном войн с Францией и Америкой. Когда Алекс в Моршеме читала о кровавых сухопутных битвах с армиями Наполеона и сражениях на море, все они представлялись чем-то далеким и нереальным. Теперь же при виде стольких военных кораблей Александра поняла, что война – вещь вполне ощутимая и пугающая.
К тому времени, как Джордан проводил жену в каюту, она по настоянию капитана успела выпить столько вина, что голова кружилась, а глаза сами собой закрывались. Саквояжи уже стояли в каюте, и Александра лучезарно улыбнулась, гадая, собирается ли муж и сегодня делить с ней постель. Вернувшись со своего загадочного делового свидания, он все это время держался немного отчужденно и, когда они наконец прибыли в гостиницу, не сделал попытки овладеть ею, хотя поцеловал на ночь и держал в объятиях, пока Алекс не уснула.
– Могу я заменить на сегодня горничную? – осведомился Джордан и, не дожидаясь ответа, повернул Алекс спиной к себе и стал расстегивать длинный ряд обтянутых розовым шелком пуговиц.
– Это лодка качается? – вопросила девушка, хватаясь за маленький столик.
– Не лодка, а корабль, – весело усмехнулся Джордан, – и не он, а ты качаешься, любовь моя. Боюсь, это последствия печального злоупотребления вином за ужином.
– Но капитан упросил меня попробовать каждое. Он такой милый, – запротестовала Александра, довольная собой и всем миром в целом.
– Посмотрим, что ты скажешь завтра, когда проснешься, – предупредил Джордан. Он послушно отвернулся, пока она раздевалась, а потом уложил жену в постель и подоткнул простыню.
– Милорд, – спросила она, – вы тоже ложитесь? Неужели она навечно обречена обращаться к нему «ваша светлость» и «милорд»? Ей так хотелось бы назвать мужа по имени! Но вдовствующая герцогиня строго-настрого запретила подобную вольность, если только муж не даст ей на это разрешения. Но ему, по-видимому, подобное в голову не приходило.
– Я немного подышу воздухом на палубе, – ответил он, доставая пистолет из кармана редингота и засовывая его за пояс.
Не успел он подняться на верхнюю палубу, как Александра уже спала. Джордан подошел к поручню, вынул тонкую сигару и задумчиво уставился вдаль, пытаясь решить, что делать с Александрой. После стольких лет необременительных связей с пустыми, ограниченными, корыстными, хотя красивыми и искушенными, дамами он считал, что имеет полное право на основании собственного печального опыта судить о всех женщинах. И вот теперь женился на благородной, умной, искренней и бескорыстной девочке.
И не знает, как поступить с ней.
Александра вбила себе в голову дурацкое, совершенно донкихотское убеждение, что ее муж благороден, нежен и «прекрасен». И ей, конечно, не втолковать, что на самом деле Джордан циничен и пресыщен. За свою не слишком долгую жизнь он убил бесчисленное множество мужчин и делил постель с женщинами, имена которых трудно припомнить и пересчитать.
Александра исповедует искренность, доверие и любовь и твердо намерена обратить его в свою веру. Но Джордан не желал иметь ничего общего с ее верой.
Алекс была неисправимой мечтательницей, он – безнадежным реалистом. Подумать только, она постоянно ждет, что вот-вот случится «нечто чудесное», и это совершенно неудивительно – недаром она твердит, будто мокрая земля благоухает, как дорогие духи…
Александра желает, чтобы он увидел мир ее глазами, глазами неиспорченного, милого, умного ребенка, но для этого слишком поздно. Все, что он попытается сделать, – как можно дольше ограждать ее от ужасов и грязи окружающей действительности. Но он не хочет и не может жить с ней в зачарованном королевстве. В Девоне она окажется в безопасности от разлагающего влияния высшего света, от пороков и продажности его мира, мира, в котором Джордан прекрасно ориентировался, был свободен от таких ненужных вещей, как любовь и доверие, и где от него не требовали обнажать сокровенные мысли и чувства…
Джордан с тоской подумал о том, какая обида и боль застынут в ее глазах, когда Александра поймет, что он не собирается остаться с ней в Девоне, но ничего не поделать. Он должен вернуться к привычной жизни.
Перед ним расстилались воды Ла-Манша; на чернильно-темной поверхности пролегла лунная дорожка. Джордан выбросил сигару за борт и тут же вспомнил, что это последняя. Он оставил золотой портсигар вчера ночью в лондонском доме Элиз.
Измученный долгими часами, проведенными в тесном экипаже, и бесплодными попытками решить, как поступить с Александрой, он отвернулся от поручня и посмотрел в сторону причала, туда, где светились огоньки таверн и пьяные матросы торговались с такими же нетрезвыми шлюхами.
Он не успел увидеть еще двоих, поспешно нырнувших в темноту и припавших к земле за огромными бухтами свернутых канатов.
Понадеявшись, что сумеет купить сигары в ближайшей таверне, Джордан направился к сходням. Две тени появились из-за канатов и последовали за ним, не приближаясь. Выжидая чего-то.
Джордан знал, что разгуливать здесь по ночам опасно – особенно теперь, когда пристань кишит вербовщиками, нападающими на зазевавшихся и неосторожных одиночек. Оглушив ничего не подозревающую жертву, они тащили бесчувственного беднягу на одно из военных судов Его Величества, где тот, очнувшись, обнаруживал, что удостоен сомнительной чести стать матросом на несколько месяцев или лет, в зависимости от того, когда корабль вернется в родной порт. Однако Джордан был вооружен и не заметил никого подозрительного, кроме подвыпивших гуляк. Недаром он смог выжить в кровавых сражениях – так чего ему бояться на коротком отрезке пути от сходней до таверны?
– Не спеши, дурень, пусть спустится на причал, – прошептала одна тень другой, и обе бесшумно скользнули вслед за Джорданом.
– Какого черта мы тянем? – прошипела другая, пока обе маячили во мраке под окнами таверны. – Всего-то и надо – врезать ему по башке да швырнуть в воду, а это было бы куда проще, пока он прохлаждался на палубе.
Сообщник язвительно ухмыльнулся:
– Я придумал кое-что получше – и труд невелик, и деньжат побольше.
Из таверны показался Джордан. Три толстые сигары из дешевого табака были засунуты во внутренний карман редингота. Вряд ли ему когда-нибудь захочется их выкурить!
Тени за спиной подвинулись ближе; громко скрипнула доска. Джордан насторожился и, не замедляя шага, потянулся за пистолетом. Но прежде чем пальцы коснулись рукоятки, в голове острыми осколками взорвалась мучительная боль, и темная пропасть забытья поглотила его. Джордан увидел себя в длинном тоннеле и медленно поплыл – полетел к приветливому, зовущему свету, мерцающему в самом конце.