Девушке не приходило в голову, что вежливые пожилые люди, так внимательно слушавшие ее, естественно, понимали, как безнадежно и смехотворно она все еще увлечена погибшим мужем, или что те же самые люди все пересказывали родственникам помоложе, которые, в свою очередь. делились столь неожиданными открытиями с друзьями.
Ее редко приглашали танцевать, и только мужчины, мечтавшие завладеть огромным приданым, обещанным герцогиней, или те, кто был не прочь затащить в постель женщину, бывшую замужем за человеком, пользовавшимся сомнительной славой одного из самых известных распутников Англии. Александра чувствовала, что никому из этих джентльменов она по-настоящему не нравится, и, чтобы скрыть смущение и боль, прибегала к одному лишь способу, который смогла придумать, – гордо вздергивала подбородок и холодно-вежливо давала понять, что предпочитает оставаться в обществе герцогини и ее друзей.
В конце концов ее прозвали Ледяной Герцогиней, и в обществе со смехом намекали, что Джордан Таунсенд, вероятно, предпочел гибель на дне морском медленной смерти от холода в постели жены. Кое-кто злорадно припоминал, как Джордана видели выходившим из роскошного дома, снятого им для прелестной Элиз, в тот самый день, когда объявление о его женитьбе появилось в «Таймс».
Более того, из уст в уста передавался слух, будто последняя любовница герцога, смеясь, говорила одному из его приятелей, что женитьба Джордана «была вынужденным неудобством» и что он не имел ни малейшего намерения порывать с ней.
Уже две недели спустя Александра мучительно сознавала, что стала безнадежным изгоем, хотя не понимала причины всеобщего презрения и видела лишь, что свет обращается с ней либо снисходительно, либо насмешливо, а подчас и с неприкрытым пренебрежением. По-видимому, она жестоко опозорила Джордана, и именно это ранило больнее всего. Она часами простаивала перед его портретом, пытаясь не плакать, безмолвно извиняясь за провал и умоляя ее простить.
– Ты меня слышишь, Хоторн? Очнись, парень! Джордан с почти нечеловеческим усилием подчинился произнесенному шепотом приказу и медленно приподнял веки. Слепящий белый свет лился сквозь маленькие отверстия в стенах, обжигая глаза, и невыносимая боль снова бросила его в темный провал небытия.
Когда он вновь пришел в себя, была ночь. Перед глазами маячило угрюмое лицо Джорджа Моргана, еще одного пленника с «Ланкастера», которого Джордан не видел с тех пор, как обоих три месяца назад сняли с французского корабля.
– Где я? – пробормотал он, чувствуя, как сочится кровь из пересохших, потрескавшихся губ.
– В аду, – мрачно пояснил американец. – Вернее сказать, во французской тюрьме.
Джордан попытался поднять руку и обнаружил, что тяжелые цепи тянут ее вниз. Проследив взглядом за направлением цепи, Джордан увидел, что она прикреплена к ввинченному в каменную стену железному кольцу. Он продолжал недоуменно изучать оковы, не в силах уразуметь, почему Джордж Морган может свободно передвигаться. Поняв причину его недоумения, тот объяснил:
– Неужели не помнишь? Это часть твоей награды за то, что ты напал на тюремщика и сломал ему нос, не говоря уже о том, что едва не перерезал ему глотку его же кинжалом, когда тебя привели сюда.
Джордан закрыл глаза, но так и не смог ничего припомнить.
– А остальная часть? – хрипло спросил он наконец.
– Три-четыре сломанных ребра, лицо в синяках и спина, похожая на кусок сырого мяса.
– Очаровательно, – процедил Джордан. – А по какой причине они предпочли меня покалечить, но не убить?
Холодно-бесстрастный тон герцога вызвал восхищенный смех Джорджа.
– Черт возьми, вы, британские аристократы, и глазом не моргнете, даже если вас будут распинать! – И, произнеся этот сомнительный комплимент, Джордж окунул оловянную чашку в ведро с затхлой водой, выплеснул, сколько мог, плавающей на поверхности зелени и поднес чашку к окровавленным губам Джордана.
Тот попытался сделать глоток, но тут же с отвращением сплюнул. Однако Джордж снова прижал чашку ко рту беспомощного Джордана.
– Понимаю, это не лучшая мадера, к которой ты привык, и не подана в прозрачном хрустальном кубке, но если не выпьешь, то лишишь наших тюремщиков радости прикончить тебя собственными руками и они сорвут злость на мне.
Брови Джордана сошлись, но, поняв, что американец шутит, он через силу выпил немного омерзительно пахнущей жидкости.
– Вот так-то лучше. Видать, ты вечно ищешь приключений на свою голову, – усмехнулся Джордж, продолжая, однако, с озабоченным видом бинтовать грудь Джордана полосками, оторванными от собственной рубашки. – Ты мог бы избежать побоев, научи тебя твоя мамаша вежливо обращаться с двумя тюремщиками, злыми как собаки, да к тому же вооруженными до зубов.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь перетянуть тебе ребра. Кстати, французишки не убили тебя, потому что ты вроде бы козырная карта, которую они намереваются использовать на тот случай, если англичане захватят в плен одного из них, того, кто поважнее. Я своими ушами слышал, как какой-то офицер говорил это другому. Конечно, черта с два ты останешься в живых, если будешь все время оскорблять тюремщиков и пытаться грубо выкрасть их оружие. Видать, я зря тащил тебя из воды и помог добраться до того французского фрегата, который привез нас сюда.
– Я так плохо выгляжу? – спросил Джордан без особого интереса.
– Скажу по правде, еще одна стычка – и те две молодые дамы, которыми ты бредил, вряд ли останутся тебе верны.
Слабость вновь сжала тиски, стремясь затянуть Джордана в бездонную черную яму. Но Джордан сопротивлялся, предпочитая боль забытью.
– Какие две дамы?
– Тебе лучше знать. Одну зовут Элиз. Это твоя жена?
– Любовница.
– А Александра?
Джордан моргнул, пытаясь прояснить затуманенное сознание. Александра. Александра…
– Ребенок, – пробормотал он, смутно припоминая темноволосую девочку, размахивающую прутиком на манер шпаги. – Нет, – прошептал Джордан с болезненным сожалением, удивляясь, как быстро проносится перед глазами вся не такая уж долгая жизнь, пустая, потраченная на бессмысленные связи и распутство, единственным светлым пятном в которой была внезапная женитьба на впечатлительной, очаровательной девушке, с которой он делил постель всего однажды. – Моя жена.
– Неужели? – потрясение промолвил Джордж. – Жена, ребенок и любовница? Вот это да!
– Нет, – поспешно поправил его Джордан. – У меня нет детей. Жена. И несколько любовниц.