На следующий день от фаворитки явно пахло духами из подарочного ящика, и улыбалась герцогине она куда приятней. Подарок пришелся по вкусу!
– Ах, дорогая, это мыло с запахом фиалок действительно совершенно не сушит кожу. Боюсь только, что слишком быстро использую его, – вздохнула Анна д’Этамп.
Екатерина мило улыбнулась:
– Это поправимо, мадам, сегодня же распоряжусь, чтобы прислали еще. Среди моих знакомых и родственников во Флоренции много искусных аптекарей.
– А им можно доверять?
– Для вас все сварит именно тот, кто делает и мне, если вы боитесь, я попробую первой.
Фаворитка поморщилась:
– Но тогда мы будем пахнуть одинаково…
– Ни за что! Я не осмелюсь пользоваться теми же запахами, что предлагаю вам. Кроме того, у вас собственное очарование, которое изменяет любой запах, превращая его в аромат.
Это была откровенная лесть, но произнесенная так ловко, что возразить нечего. Последнюю фразу услышал и король:
– О каком это очаровании от запахов вы тут беседуете?
– Ваше Величество, – присела в реверансе Екатерина, – я утверждала, что собственное очарование мадам превращает любой запах в изысканный аромат.
– Ну, не говорил ли я вам, что юная мадам – искуснейший дипломат?!
А Екатерина, продолжая улыбаться, заметила злой взгляд, брошенный на нее Дианой де Пуатье. Так… кажется, вторую пару перчаток нужно срочно дарить мадам де Брезе.
В Париже фаворитка короля жила в прекрасном особняке на улице Ласточки…
В судьбе самой мадам д’Этамп как в зеркале отразилась жизнь двора короля Франциска. Когда ему приглянулась Анна де Писсле, он раздумывал недолго. Отказать самому Франциску не могла ни одна женщина, для покорения любой из них у него была не только корона, но и личные достоинства, Франциск слыл потрясающим любовником. Анна с удовольствием приняла его ухаживания, но для короля было важно, чтобы фаворитка имела возможность и право находиться при дворе не только в качестве чьей-нибудь камеристки, а исходя из своего положения. Франциск и здесь долго не раздумывал, он попросту выдал приглянувшуюся ему красотку замуж, лично подобрав ей супруга. Таковым оказался Жан де Бросс, сын опального герцога де Пентьевра, у которого были конфискованы все его имения.
Если Анне де Писсле король подарил супруга, то самому супругу он сделал не менее сто€ящий подарок – вернул все отобранное у его отца, а также отдал герцогства Шеврез и д’Этамп, по названию которого с момента организованного королем замужества звалась и новоявленная герцогиня. Жан де Бросс рассудил трезво, что лучше роль щедро оплачиваемого рогоносца и возвращенные имения, чем нищета и забвение, и на брак согласился. Единственным условием, которое поставил счастливому супругу король: немедленно отбыть в свои новые (или прежние, как понравится) владения, что бедолага Жан и сделал.
А супруга осталась при дворе, для дамы сердца Франциск выстроил великолепный особняк на улице Ласточки, пристроив вплотную второй для себя. Потайные двери, ведущие из одного роскошного дома в другой, позволяли королю навещать красавицу достаточно часто, внешние приличия при этом были соблюдены.
Мадам активно пользовалась своим положением, непрерывно улучшая положение своих многочисленных родственников, король едва успевал раздавать, а то и придумывать для них должности, поскольку одних братьев и сестер у фаворитки было около тридцати! Всех пришлось пристроить, чтобы очаровательная мадам д’Этамп не дула губки, изображая недовольство.
Фаворитка цепко держала двор, единственной достойной должностью, на которую удалось поставить своего человека сенешальше Диане де Пуатье, была должность коннетабля Франции, ведавшего военными делами и судебной системой. Ее занимал Анн де Монморанси, и прекрасной Анне д’Этамп никак не удавалось заменить «противного Монморанси» кем-то из родственников, тот хорошо справлялся с делами. От сознания бесплодности приложенных усилий ненависть фаворитки к Диане де Пуатье только возрастала.
Она старалась плакать незаметно, не растирая глаза, чтобы утром не было красных век и припухлостей, но это редко получалось. Когда девушке всего лишь четырнадцать и ее не любит никто, включая собственного юного мужа, очень трудно не проливать слез в подушку…
Жена… к которой муж не приходит вовсе! Отправив прочь даже служанку, Екатерина снимала рубашку и подолгу изучала свое тело перед зеркалом. Этого нельзя было делать ни в одном из монастырей, приходилось наверстывать упущенное. Разглядывала и сокрушенно вздыхала. Конечно, она не такая, как Диана де Пуатье, у любовницы Генриха была маленькая грудь с торчащими в стороны сосками, чем Диана очень гордилась. У самой Екатерины грудь крупная и соски не выпуклые, сколько ни пыталась их вытянуть, ничего не помогало, только делала больно.
Разглядывала и лицо. У Дианы кожа совершенно белая, словно ее мажут чем-то, но так не намажешь, она вся словно полотно. А Екатерина чуть смугловатая, все же флорентийка… Зато глаза у меня намного больше! – словно оправдывалась юная брошенная супруга. – И лоб тоже!
Ей бы посмотреть на себя непредвзято! Как и остальным. В действительности в те годы Екатерина была куда красивей уже стареющей Дианы. Те, кто смотрел на флорентийку без намерения ее оскорбить или уколоть, кто слушал ее внимательно, замечали, что очень хороши большие внимательные глаза, что юная принцесса красива «умной», живой красотой в отличие от мертвой, выхолощенной красоты Дианы де Пуатье. За много лет привычка не гримасничать, чтобы не образовывались морщины на лице, привела к тому, что лицо у красотки стало безжизненной маской, его правильные черты оставались в покое весь день, не выражая ни единой эмоции. И лишь глаза с едва заметным прищуром хищно и временами даже зло скользили по окружающим. Но этого не замечал влюбленный в Диану Генрих, не позволяя замечать и остальным. И, конечно, «своя» Диана из древнего французского рода была куда предпочтительней флорентийки рода банкирского, или, как упорно говорили при дворе, «купеческого», тем более прибывшая из страны, с которой только что воевали и где в плену был любимый король Франциск.
Екатерине очень хотелось, чтобы ее полюбили, чтобы увидели, что она совсем не заносчива, доброжелательна, что она многое знает и умеет, хотелось дарить любовь и заботу и получать то же взамен. Но приветливость и доброжелательность немедленно обозвали угодливостью, а желание нравиться казалось признаком ущербности. В прекрасной Франции вокруг снова были чужие люди, а она одна, и снова приходилось завоевывать свое место при дворе.
Подарком для Екатерины явился замок, в который переехал двор, – Амбуаз. Ее заинтересовал даже не сам замок, хотя он был хорош, не рассказ Генриха о том, что он здесь родился, а имение Кло-Люсе, в которое прямо из дворца вел подземный ход. В этом имении по приглашению короля Франциска провел последние годы жизни великий Леонардо да Винчи! Юная герцогиня с таким увлечением слушала рассказ короля о том, как жил и умер ее соотечественник, что Генрих обиделся: супруга предпочла воспоминания об итальянце собственному мужу!