– Найдутся.
– Пусть четверых немедленно казнят и трупы принесут мне. Быстрее, время не терпит.
Королева только кивнула:
– Четверых достаточно?
– Пока да.
Если бы это могло вернуть жизнь ее дорогому Генриху, Екатерина не задумываясь казнила бы всю Бастилию и пол-Парижа в придачу. Через полчаса четыре трупа лежали на столе у Парэ.
Хирург заостренной палкой пытался имитировать удар копья Монтгомери. Получилось только на четвертом трупе. Спокойно, словно это приходилось делать ежедневно, Амбруаз засунул палец в пустую глазницу, тщательно обследовал внутренности черепа и вздохнул:
– Надежды очень мало, даже если рана внутри точно такая же. Почти никакой…
И все же он прихватил с собой деревянный молоток, щипцы, клещи и пилу и направился в комнату короля. Но там, внимательно обследовав голову Генриха еще раз, Амбруаз Парэ сокрушенно покачал головой:
– Нет, обломок вошел в мозг, и уже заметны следы начавшегося нагноения. Мозговая ткань желтоватого цвета. Остается только ждать и молить Господа.
Он прописал травяные настои и обезболивающее.
Лекарство на некоторое время возымело действие, и Генрих даже пришел в себя. Первое, что он потребовал, – не винить Монтгомери! Раз за разом король повторял, что Габриэль не виноват.
Екатерина даже разозлилась: едва живой Генрих помнил о Монтгомери, о Диане, но не вспомнил о ней и детях!
У постели больного дежурили по очереди: сначала королева и герцог Савойский, потом их сменили де Гизы…
Вернувшись в свою комнату, Екатерина не могла найти себе места, ее любовь, смысл ее жизни умирал! Он не послушал ее советов, не внял просьбам и вот теперь лежал с пробитой головой, как и предсказывал прорицатель, безо всякой надежды выкарабкаться. Бессильная злость на судьбу, так жестоко карающую ее непонятно за что, совершенно неожиданно вылилась у королевы в… требование к Диане де Пуатье вернуть подаренные королем драгоценности!
Королева металась по комнате, сцепив пальцы так, что костяшки побелели, и ругала счастливую соперницу на чем свет стоит! Что ей стоило попросить короля не участвовать больше в поединках?! Ведь знала же и о пророчестве, и о ночном кошмаре королевы. Но решила в очередной раз посмеяться над «итальянской торговкой». Если бы ничего не случилось, Екатерина надолго превратилась бы в посмешище для всего двора, но она была согласна лучше стать объектом насмешек, чем вот так страдать, видя, как умирает любимый человек, и не имея ни малейшей возможности ему помочь!
Досада и злость перехлестнули через край – и в Анэ, имение Дианы де Пуатье, помчался гонец с требованием вернуть подарки в казну.
Мягко покачиваясь на хороших рессорах, карета увозила фаворитку в ее имение в Анэ. Диана сидела, вжавшись в угол и глядя прямо перед собой. В другом углу так же молча пристроился Франсуа де Гиз.
Для обоих произошедшее явилось огромным потрясением, подумать было о чем.
Лицо Дианы потеряло свое всегдашнее выражение царственного спокойствия, и теперь на нем были написаны настоящие чувства: страх и ненависть. Судьба вознесла Диану столь высоко, что падать будет слишком больно и тяжело. Если Генрих не выживет, то ее жизнь при дворе закончена! А если выживет? Глаз выбит, мозг поврежден, король наверняка останется калекой и уродом, при одной мысли об уродстве любовника красотку передернуло. Она могла заставить себя лечь в постель со старцем или мальчишкой, много лет играть в любовь с тем, кого глубоко презирала за поклонение самой себе, все же Генрих был физически сильным мужчиной, способным к любовным утехам. Но скрыть отвращение к уродству будет слишком трудно, пожалуй, она для такого уже старовата… Диана могла перед всем двором разыгрывать молодую удаль, порхать бабочкой, и только самые верные камеристки знали, каково ей. Скоро шестьдесят, и играть в любовь с калекой поздновато…
К тому же Диана прекрасно понимала, что королева отыграется за все, за все годы, которые была вынуждена страдать по воле фаворитки! И месть оскорбляемой больше двух десятков лет монархини будет ужасна.
Франсуа де Гиз из-под прикрытых ресниц наблюдал за красоткой. Интересное зрелище: Диана де Пуатье без маски величия! И чего ее зовут красавицей? Обыкновенная баба, к тому же сильно постаревшая, а теперь еще и испуганная, даже перепуганная. Мелькнула шальная мысль, воспользовавшись случаем, затащить красотку в постель, но окинув ее взглядом, де Гиз мысленно пожал плечами: это Генрих был помешан на ее маленькой груди и торчащих сосках, даже выставлял перед всеми, чтобы полюбовались, как когда-то делал с Агнесс Сорель король Карл. Для Франсуа куда привлекательней грудь крупная и упругая, чем эти два прыщика, торчащие в разные стороны. Да и лицо… стоило ей забыть о необходимости изображать приветливость и величавое спокойствие, как глаза стали злыми, а губы от ненависти ко всему сжались с ниточку.
Франсуа вдруг вспомнил, как однажды застал за разглядыванием какого-то карандашного наброска Екатерину, та настолько увлеклась, что не услышала его шагов. Заметив де Гиза, королева поспешно спрятала рисунок и постаралась, чтобы разговор о том, кто на нем изображен, не зашел. Франсуа было все равно, Клуэ очень любил рисовать королевских детей, небось, очередной портрет Маргариты или Елизаветы… И вот теперь перед глазами вдруг всплыло увиденное изображение. Нет, это были не Марго или Елизавета, и даже не сама Екатерина, а вот именно такая Диана – злая, полная ненависти, страшная… Де Гиз мгновенно все понял: Екатерина выманила у Клуэ рисунок, чтобы знать, какова красотка в действительности. Разумно…
А Клуэ – хитрец… Он в равной степени не любил ни ту, ни другую женщину, но рисовал их по-разному. Юная Екатерина на карандашных рисунках у мастера была хороша, одни глаза чего стоили, а вот парадные портреты ужасны, художник словно нарочно выискивал недостатки в лице и фигуре. С Дианой наоборот: на рисунках она откровенно некрасивая баба со злым лицом, а на парадных портретах красавица без изъянов. Так где же правда? Сейчас Франсуа понимал, что в рисунках, которые Клуэ делал для себя.
Де Гизу стоило усилий прекратить разглядывать откровенно некрасивую из-за отсутствия привычной маски на лице фаворитку и подумать о создавшемся положении. Он уставился в окно кареты на проплывавшие мимо деревья. Даже если Генрих выживет, едва ли он будет способен править. И теперь ему едва ли будет нужна Диана. Значит, к власти придет Екатерина? Та самая, которую они с помощью фаворитки столько лет просто гноили, постоянно унижая… Кто же мог ожидать, что Генрих умрет раньше Дианы, которая на столько лет старше? В том, что власть любовницы закончена, не сомневался никто, но что делать самим де Гизам? Есть еще надежда на племянницу, которая вот-вот станет королевой. Франциск влюблен в свою жену даже больше, чем Генрих в Диану в молодости, но едва ли Екатерина допустит сына и Марию до реальной власти.
До взросления Франциска Екатерина обязательно будет править сама, а это значит, с ней нужно сейчас дружить… Как бы ни повернуло дальше, на ближайшее время де Гизам нужна дружба с королевой. Король был еще жив, а придворные уже вовсю делили его власть, прикидывая, какие союзы заключать, чтобы самим удержаться при дворе и деньгах. Франсуа де Гиз решил, что необходим союз с королевой, а потому, едва доставив фаворитку в ее Анэ, спешно помчался обратно.