Прожила долго и сделать успела многое.
Рука у королевы твердая, ее почерк, хотя и не слишком ровный, больше похож на мужской, чем на витиеватый женский. Неудивительно, как иначе должна писать та, что равняется на мужчин, да еще и монархов? Елизавета очень любила свои руки и гордилась их красотой. Действительно, длинные пальцы, узкая кисть, тонкое запястье, прекрасной формы ногти… было чем полюбоваться.
Но сейчас Сесила раздражало именно любование Елизаветой своими пальчиками. Она то вытягивала руку в изящной перчатке, то подносила к близоруким глазам, поправляя кружева на обшлагах.
– Сесил… как вы думаете, оставить эти или попросить перчаточницу заменить кружево?
– Ваше Величество, Ваши руки хороши в любых кружевах!
Против воли канцлера в его голосе послышалось раздражение. Королева внимательно пригляделась к нему и вдруг звонко рассмеялась:
– Сесил, а почему вы никогда не говорите мне комплиментов, как это без конца делают другие?
– Ну кто-то же должен говорить правду?
– Да, вы говорите правду. А они почему лгут?
– Боятся оказаться в Тауэре.
– А вы не боитесь? Почему вы не боитесь, Сесил?
Едва сдержался, чтобы не попросить вернуться к сообщениям, которые он изложил. Но сказал другое:
– Я знаю о другой Вашей черте, Ваше Величество.
– Какой?
Та-ак… похоже, серьезного разговора сегодня не выйдет. Она начала болтать ни о чем, теперь на серьезные темы не переведешь. Такова Елизавета – если не желает говорить о чем-то, никакими силами не заставишь, заболтает кого угодно. Не один раз послы жаловались.
– Вы умны, Ваше Величество.
Елизавета расхохоталась:
– Все же вы сказали мне комплимент!
– Это не комплимент, это правда.
– Даже та-ак?.. Тем ценнее ваши слова, Сесил. Что вы там говорили о моей дорогой сестрице Марии? Следите, чтобы Рандолф не перестарался, эти мужчины так любят топорную работу…
Мысленно ругнувшись, канцлер вернулся к тому, с чего начал разговор. Сесил был озабочен решимостью Марии Стюарт.
– Ваше Величество, она потребует выдачи графа Меррея.
– Пусть попробует!
В тот же день Елизавета вызвала посла Мелвилла и в категоричной форме высказала свое недовольство намерением королевы Марии «дойти до ворот Лондона»!
– Простите, Ваше Величество, королева была слишком расстроена тем, что ее брат граф Меррей бежал в Англию. В знак дружбы Вы могли бы отправить графа и его сообщников обратно в Эдинбург.
Елизавета с трудом сдержалась, чтобы не сунуть под нос послу скрученный кукиш, она даже пальцы сцепила меж собой, чтобы не сделать этого! Зато улыбка на ее лице была ухмылкой аспида при взгляде на жертву:
– Непременно, как только она пришлет лорда Дарнлея и графа Леннокса! Ах, простите, я забыла, что лорд теперь еще и герцог Олбани! Да, и король Шотландии! Но он не перестал быть английским подданным, потому как женился без моего на то согласия!
Посол нахмурился, отношения между двумя королевами завязались в столь тугой узел, что даже их дружба с Сесилом вряд ли поможет этот узел развязать.
– Милорд, вам, кажется, доставляют удовольствия пикантные подробности жизни королев? Во всяком случае, вы большой любитель смаковать их по моему поводу… Возможно, вы знаете кое-что и о королеве Шотландии? Не объясните ли, почему вдруг моя добрая сестра так возненавидела своего брата графа Меррея? У меня есть основания считать, что это не из-за его веры или деловых качеств, а из-за некоей тайны…
Мелвилл сквозь зубы пробормотал, что ничего не знает о взаимоотношениях королевы Марии и ее сводного брата графа Меррея.
– Хорошо, милорд, доведите до сведения своей королевы, что я возмущена ее намерением разбираться со своими делами на территории моей страны и тем, что она не желает выдать Англии хотя бы графа Леннокса, если уж сын графа столь ей дорог! Граф Леннокс государственный преступник и не может удерживаться вне Англии! Как только граф Леннокс будет заключен в Тауэр, я постараюсь убедить графа Меррея вернуться в Шотландию… если сумею его найти…
Заявление было хлестким, а отвечать нечего. Требовать выдачи графа Меррея, не выдав Дарнлея и, главное, Леннокса, нелепо. Пришлось больше не упоминать о Меррее…
А события в Эдинбурге развивались весьма бурно.
Довольно быстро Мария сполна вкусила прелести замужней жизни. Но главное, она поняла, за кого вышла замуж! Дарнлея подстрекал уже не один отец, но еще и граф Мортон. Никто не понял, почему подружились эти двое, но Давида Риччи подле нового короля Шотландии быстро заменил Мортон. Главным занятием для него было вдалбливать в глуповатую голову красавчика, что супруга ведет себя с ним недостойно. Миром должны править мужчины, и не пристало мужу быть подданным жены.
Слова Мортона были бальзамом на душу Дарнлея, который и сам тяготился нелепым положением красивой игрушки при королеве. Но вместо того чтобы серьезно задуматься, как исправить ситуацию, новоявленный король возомнил себя обиженным, стал груб, даже позволял себе откровенно хамить супруге в присутствии чужих. А еще… пьянствовать! Оказалось, что в Англии его удерживала строгая мать, а Мария этого сделать не смогла. На ужине в доме одного из эдинбургских купцов, основательно напившись, молодой король вел себя столь вызывающе, что королева была вынуждена уехать одна, оставив мужа напиваться в одиночку. Она весь вечер прорыдала в подушку, кляня себя за поспешное замужество. Тошнее всего было от мысли, что ее со всех сторон предупреждали о том, что Дарнлей недостоин ее руки. Даже Елизавета предупреждала!
Как теперь кому-то посетуешь, если сама поспешно ему отдалась? Вне себя от злости на неудачного супруга, Мария с такой же скоростью, как одаривала Дарнлея и осыпала его титулами, правами и милостью, принялась отнимать все данное. Не прошло и месяца, а король стал простой пешкой в своем королевстве. Его больше не приглашали на заседания Тайного Совета, не приносили ничего на подпись, теперь Дарнлею позволялось лишь украшать собой некоторые вечера, да и то с осторожностью, чтобы не натворил чего в нетрезвом состоянии.
Зато его место подле королевы спешно занимал недавний друг Давид Риччи. Оказавшись доверенным лицом королевы не только в переписке, Риччи быстро забыл, что предпочитает мужчин. Если секретарю позволено самостоятельно писать письма от имени королевы, занимать места короля на заседаниях Тайного Совета, ставить за него подписи, то почему бы не заменить пьяницу и в постели?
По Эдинбургу поползли слухи, что Риччи уже любовник королевы. Этим слухам немало способствовал и сам король-неудачник. Мария в полной мере прочувствовала, с кем связалась! У Дарнлея хватило ума плакаться всем подряд по поводу неверности собственной супруги. Он рассказывал, как однажды ночью, отправившись к королеве, обнаружил дверь запертой. После угрозы взломать дверь, Мария впустила разгневанного супруга в спальню, но была там одна. Гордясь собой, Дарнлей смаковал подробности того, как не позволил себя обмануть – он метнулся в туалетную комнату и обнаружил там едва одетого Риччи!