Троя – это не одна крепость, как и Микены и остальные города тоже. Городские здания вольно раскинулись не только по главному холму, но и далеко вокруг и даже по равнине реки Скамандер. Агамемнон мысленно усмехнулся – вот такое расположение жилых построек, лавок, мастерских лучше всяких стен говорит о могуществе Приама. Не тесниться в крепости и вольно строиться вокруг могут только люди, совершенно уверенные, что никто не рискнет на них напасть. В Микенах тоже стали возводить дома по всему склону лишь когда поняли, что против Агамемнона не рискнут выступать. Здесь это делают давно, и потому раскинули куда шире. Да и Троя стоит не в пример лучше Микен, у Агамемнона город хоть на перекрестке дорог, но это дороги Пелопоннеса, а у Трои под боком Геллеспонт.
Они медленно подъехали к огромным воротам с высоченной башней. Вот когда Агамемнон испытал удовольствие – его Львиные ворота и стена не хуже! Хотя, нет, стены у Трои куда мощнее всего, что он видел. У Микен высоты добавляла сама скала, на которой стояла крепость, а здесь кладка из немыслимо тяжелых камней была столь плотно подогнана, что оставалось дивиться, как такое вообще возможно.
Всезнающий Одиссей уже рассказывал:
– Это Шеанские ворота, их еще Великими называют. А стены возводили Посейдон и Аполлон, потому так велико и так крепко.
Ехавший сзади Агамемнона Ксандер проворчал:
– Ага, боги… египетские мастера это делали. Привез Гектор таких, которые секреты египетских построек знают, вот и сделали…
Агамемнон резко обернулся:
– Откуда ты знаешь?
Ксандер перепугался:
– Я… я не знаю… я так подумал…
– Ладно, потом поговорим.
Вступили под своды огромной надвратной башни, где было гулко, прохладно и темно. Зато когда после этого полумрака выехали на улицу, ослепило все – и широкая дорога, и высоченные дома с огромными окнами по ее сторонам, но главное, отделка крыш, входов и окон. То ли Троя действительно столь богата, чтобы даже крыши были бронзовыми, то ли это ловкая подделка, но все вокруг блестело, отсвечивало, ослепляло.
Агамемнон обратил внимание на то, что входные ворота окованы бронзой, потому их называли еще и Золотыми, решил, что это медь, но теперь, бросив взор на крышу видневшегося огромного дворца на самом высоком месте города, значит, и округи, которая блестела на солнце явно не медным, а золотым блеском, понял, что о богатствах Приама даже не подозревал. Тогда же он понял и другое – или эти богатства перейдут к нему, или он сам отправится к Аиду. Лучше бы первое, а значит, он сделает все, чтобы так и было.
Царский дворец, окруженный высокими стенами двумя воротами, казался крепостью в крепости. Их встретил чиновник, быстро задал необходимые вопросы и показал на тщедушного человечка:
– Тетрол будет вашим сопровождающим.
Больше всего в этом Тетроле Агамемнону не понравились бегающие глазки, их взгляд невозможно поймать, но уже немного погодя царь Микен удовлетворенно кивнул: он успел заметить жадный взгляд троянца, брошенный на крупный перстень. Ничего, и в Трое найдутся свои предатели, и подле Гектора тоже…
Тетрол показал на красивые ворота слева:
– Там гинекей, туда нельзя!
Агамемнон хохотнул, направившись к запретным воротам:
– А я как раз туда и собирался!
И увидел-таки глазки Тетрола, в них метнулся ужас.
– Нет, нет, прошу вас!
– Да нужны нам троянские бабы, у нас свои во сто крат краше! – Заметив, как усмехнулся Тетрол, мол, где уж вам, Агамемнон снова рассмеялся: – Сестра моей супруги Елена – самая красивая женщина на Земле, разве в Трое это неизвестно?
Троянец явно засомневался, микенский царь захохотал громче:
– Неудивительно, Троя так далеко от остального мира и от Олимпа, почти на задворках! Не знать, что дочь Зевса и Леды спартанка Елена названа богами самой красивой женщиной…
Оставив коней у ворот, они уже вошли в царский мегарон, поэтому раскатистый голос Агамемнона слышали многие. Во всяком случае, последнюю фразу точно.
Ему навстречу со своего места поднялся царь Приам, он сегодня был в настроении и сам приветствовал гостей, правда, еще и для того, чтобы не говорили, мол, Приам уже немощен. Царь Трои был рослым, стройным, несмотря на годы, и до сих пор красивым. Возраст выдавали только глубоко врезавшиеся морщины у глаз и губ и еще седые чуть вьющиеся волосы, подхваченные золотой полоской на лбу. Пристальные светлые глаза словно выцвели от долгих лет жизни, но живости не потеряли. Сухопарая фигура полна силы и жизни. Царь Приам так же крепок, как его Троя. И хотя он, как и город, не знал войн, никто не усомнился бы, что это воин.
– Приветствую тебя, царь Троады, от имени всех ахейцев.
– Я много слышал о тебе, Агамемнон. Твои Микены становятся сильным городом. Добро пожаловать в Илион. Я распорядился отвести тебе дворец в Верхнем городе, тебя проводят туда после приема.
– Благодарю, я воин и легко могу находиться в палатке на берегу, но не против жизни в красивом дворце! – расхохотался Агамемнон. Он всячески старался делать вид, что, по меньшей мере, равен Приаму и просто заглянул на огонек к приятелю. Наверное, у многих сложилось такое впечатление.
– Приветствую, Одиссей, давненько ты не бывал в наших краях.
– Приам, по старой дружбе ты бы мог позволить моей старушке «Пенелопе» пристать к своему пляжу! – не удержался, чтобы не подколоть хозяина Одиссей. Тот развел руками:
– Правило одинаково для всех, стоит разрешить тебе, как не будет отбоя от остальных. Прости.
Приама уже отвлекло появление следующих гостей, но он все же остановился на минутку, осматривая богатые ларцы с дарами, которые едва втащил следом за Агамемноном Ксандер.
– Благодарю, Агамемнон, ты очень щедр. Моим женщинам понравятся украшения. Или это подарки невесте?
– Нет, что ты! Невесту ждут отдельные дары, я поднесу их в свое время.
– Еще раз благодарю. Одиссей знает здесь многих и познакомит тебя.
С этими словами Приам отошел от ахейцев, а Одиссей уже действительно показывал Агамемнону гостей и хозяев, комментируя. Он не всех знал, но многие в ответ кивали шустрому разговорчивому царю Итаки. Агамемнон не удержался:
– Одиссей, тебе нестрашно. Имея столько приятелей, ты можешь долго жить и безо всяких доходов, только посещая их по очереди!
– Это Гектор, – вдруг показал на вошедшего Одиссей. Агамемнон смотрел во все глаза, хотя было достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять, что он видит перед собой достойнейшего из царей!
В молодом царевиче боги сочетали все – красоту, мужественность, ум, светившийся в карих глазах, благородство. Агамемнон почувствовал откровенную зависть, и, к его изумлению, впервые эта зависть была не черной, а белой, так люди завидуют птицам. Царь невольно шепнул: