Лаодика примчалась следующей, ее глаза горели восторгом:
– Елена, ты!.. А как же… как Андромаха?
– Что Андромаха? Я же тебе говорила, что не все женщины мучаются, есть такие, как я, – рожают легко и безболезненно.
– Ну да? – усомнилась молодая женщина.
– Ты, главное, верь, тогда все будет по-твоему.
– Ой, какой хорошенький! Похож на маму! А еще на Приама!
Елена рассмеялась, а Гекуба, не успевшая уйти, снова заскрипела зубами. Зато оживился сам Приам:
– Правда, похож?
– Конечно, смотри, как морщит носик, прямо, как ты, когда собираешься чихнуть!
– Неудивительно, ведь он же внук Приама! – не удержалась Гекуба.
Елена чувствовала себя вдвойне победительницей. И хорошо, что Париса нет в Трое, они с Гектором во Фракии.
Пришла и вставшая для такого случая с постели Андромаха. Осторожно наклонилась поцеловать лежавшую Елену, прошептала бледными губами:
– Поздравляю тебя и желаю малышу здоровья.
Глаза ее были полны слез.
– Мне сказали, что ты спасала меня с дочкой. Благодарю.
– Я только помогала, Андромаха. А ты еще родишь, не плачь. Старуха сказала, что у тебя еще будут дети, и сыновья тоже. Иди и ложись, я понимаю, как тебе трудно стоять.
У Андромахи снова дрогнули губы:
– Ты совсем не такая, как я о тебе думала… Ты добрая и… красивая!
Лаодика взвилась:
– Я всегда говорила, что Елена добрая и хорошая! Только вы с Кассандрой и Гектором не верили!
Кассандрой… – поморщилась Елена. Эта сестра Париса мешала ей даже больше правильной Андромахи. Кассандра была неподкупна, она не поддавалась ни на какие улыбки и приветливые слова, на все один ответ: ты принесешь Трое беду! Даже после случая на скале мало что изменилось. Но Елена решила в такой хороший день не думать о полоумной дочери Приама, пусть себе…
Лаодика стала приходить все чаще, она сидела рядом с ткацким станком, за которым работала Елена, и вышивала. Ее большой живот был уже хорошо заметен. Геликаон радовался, по всем приметам должен родиться сын, а у женщины сердце обливалось кровью – она-то знала, чей это будет ребенок! И единственной, кто мог догадываться об этом, была Елена. Теперь их связывала тайна.
Нет, Лаодика не боялась, что Елена выдаст, но казалось, что теперь они сестры и обойтись друг без дружки не могут. Гекуба посматривала на дочь как-то странно, иногда Лаодике начинало казаться, что мать догадывается, но царица молчала.
К Лаодике Елена испытывала смешанное чувство, с одной стороны, та была единственной, кто принял саму Елену, но царевна была и живым укором. Женщине очень хотелось, чтобы Лаодика тоже сбежала, тогда вокруг перестали бы коситься на жену Париса, но этого не произошло, и теперь царевна получалась примером того, как, даже без памяти влюбившись, можно остаться с мужем. Только к чему? Разве лучше жена, которая родит от другого, разве она меньше достойна осуждения?
Первое время Елене очень хотелось открыто объявить о проступке Лаодики, но что-то заставило женщину промолчать. Жалела глупышку? И да, и нет. Восхищалась? Только не это! Елена считала глупостью ее поступок. Злорадствовала? Но чему, ведь молодая женщина жила воспоминаниями об одной-единственной встрече, как о самом главном дне своей жизни, не жалея ни о том, что он был, ни о том, что не сделала решительный шаг.
Однажды она тихо сказала Елене, поглаживая свой живот:
– Зато у меня есть вечное напоминание об этой короткой и горячей любви. Я буду любить его еще больше, чем любила его отца.
Та едва сдержалась, чтобы не спросить, мол, и также долго? Но вовремя прикусила язык. Еще один враг в Трое ей совершенно ни к чему. Да и Лаодика в отличие от многих других существо безвредное, так и льнет к плечу старшей подруги. Удивительно только, что Гекуба не возражает.
Однажды она осторожно поинтересовалась:
– А ты часто вспоминаешь прошлое?
Елена покачала головой:
– Тех, кто часто думает о прошлом, боги лишают будущего. Жить надо тем, что есть и что будет, к чему думать о том, что изменить уже нельзя?
– А вот я вспоминаю, – вздохнула Лаодика…
В тот день Лаодика принялась рассказывать, почему пролив назвали Геллеспонтом.
– Когда-то у Афаманта и Нефелы были двое детей – Гелла, что значит Солнечный лучик, и Фрикс – Дождик. Но Нефела, ее имя означает Облако, умерла, и мачеха, так часто бывает, – Лаодика подняла глаза от работы, чтобы удостовериться, что Елена с этим утверждением согласна, та лишь кивнула, мол, часто, – детей невзлюбила и принялась придумывать, как их тоже сжить со света.
Вспомнив сложные судьбы многочисленных отпрысков Приама, рожденных предыдущими женами, Елена подумала, задумывалась ли Лаодика, как относилась к старшим братьям и сестрам ее собственная мать? Гекуба и как мать-то не подарок, а уж мачеха… Наверное, легче быть даже ее невесткой, чем падчерицей.
– А однажды вокруг была страшная засуха, и мачеха сказала, что нужно принести детей в жертву. Тогда пойдет дождь, ведь это их умершая мать Нефела не желает проливать дождь. Но мать спасла своих детей, она привела с собой золоторунного барашка. Барашек был очень хорошенький и сильный, дети вскочили на его спину, и барашек понес их прочь от злой мачехи. Но вот добежал он до моря и бросился в бурные воды. Брат крепко держался за витые рога барашка, а сестра уцепилась за одежду брата. Барашек уже переплыл Эгейское море, но вот тут около Троады поднялись высокие волны! Одна такая сильно плеснула на золотого барашка, Гелла испугалась и выпустила край одежды, за которую держалась. Она утонула и с тех пор пролив называют Геллеспонтом – Путем Геллы.
Чуть помолчав, Лаодика горестно добавила:
– А брат даже не почувствовал гибели сестры, барашек унес его в другое море, оно там дальше, с тех пор все и гонялись за золотым руном. А как ты думаешь, это злая мачеха Ино наслала такие волны?
– Конечно, – кивнула Елена, подумав, что Лаодика совсем еще девочка, хотя уже больше года замужем. Нет, сама Елена в ее возрасте и даже много моложе не была такой глупенькой и наивной. Хорошо, что царевна не сбежала с Акамантом, она просто погибла бы от угрызений совести из-за того, что оставила в Трое мужа, поступила плохо, опозорив свою семью, опечалила мать и отца. Да и Акаманту тоже, что с ней делать, неясно, сын Тесея похож на отца, тоже не большой любитель сидеть дома, стал бы мотаться по свету, оставив юную супругу переживать свой поступок.
В очередной раз Лаодика пришла столь поникшая и горестная, что на нее было больно смотреть.
– Что случилось?!
Елена поймала себя на том, что относится к Лаодике, как к младшей сестренке, пожалуй, к Клитемнестре столь привязана не была, наоборот, они с сестрой терпеть друг дружку не могли. Даже к Пенелопе, с которой дружила, не испытывала таких чувств, как к этой жене-девочке.