— Тогда при чем здесь вы? А вот признавать или не признавать ее королевой — уже ваше дело.
— Что значит не признавать?
— Ну, у вас есть выбор, вы можете отправиться вслед за Джейн Грей в Тауэр и даже погибнуть.
— Тьфу на тебя!
— Тогда собирайтесь, и поехали приветствовать новую королеву. Боюсь, у вас еще будет повод спасаться от нее.
— Почему?
— Мария католичка, а вы протестантка.
— Нет, сестра столько натерпелась от Эдуарда, когда он заставлял скрывать свою веру, что теперь будет лояльной ко всем.
— Вы уверены?
— Да.
Ну-ну…
Потом действительно был торжественный въезд сестер в Лондон, когда Елизавета ехала сразу за Марией. Я смотрела на такое единодушие и не могла поверить, что совсем скоро моей Рыжей придется даже прятаться от сестры и что Мария категорически не признает Елизавету не то что законной дочерью Генриха VIII, но и вообще его дочерью.
Но для начала королева решила перевоспитать сестру, то есть с завидным рвением принялась делать то, от чего совсем недавно страдала сама, когда король Эдуард перевоспитывал ее саму!
— Что она делает, Кэт? Что она делает?! Ведь она сама прошла через это унижение, знает, каково, когда тебя заставляют менять взгляды, которые внушали всю предыдущую жизнь? Мария пострадала от такого же поведения Эдуарда, почему же она мстит мне?
Елизавета рыдала, а я ничем не могла ее успокоить.
Мария, придя к власти, оказалась куда хуже попавшего под влияние своих советников юного Эдуарда. Брат удалил ее от двора за то, что она проводила мессы, но ведь не заставлял же присутствовать на протестантских службах; теперь она сама требовала от Елизаветы именно этого — присутствия на мессах. Причем требовала совершенно неукоснительно, издевательски, жестоко. При этом Анна Клевская, некогда бывшая королевой, с которой Генрих VIII когда-то развелся, но оставил в живых, будучи протестанткой, совершенно спокойно те же мессы не посещала, и королева об этом даже не вспоминала. Поистине, Мария мстила Елизавете за свои невзгоды!
Это было нечестно, даже преступно, и дело не в мессах, на которые нужно ходить, дело в бесконечных унижениях. Елизавету, вторую в очереди на престол согласно завещанию их отца, снова понизили в статусе. Теперь принцесса должна едва ли не нести шлейф за своими троюродными сестрами и кланяться им, как дамам более высокого статуса.
— Лучше жить в Хэтфилде и вообще не знать, что здесь творится! — Елизавета мрачна, как никогда.
Давно бы так! Я столько времени твердила, что трудные времена легче переносятся вдали от власти. Но Рыжую можно понять, ей двадцать лет, самое время флиртовать, танцевать, строить глазки… Как ей объяснить, что это крайне опасно, что любой флирт молодой, умеющей очаровывать девушки будет рассмотрен ее далеко не молодой сестрой как покушение на власть?
Я пыталась, я честно пыталась, но Бэсс не слушала. Ей очень хотелось быть в обществе, она насиделась взаперти, ей хотелось мужского внимания, объяснений в любви, в конце концов!
Джейн Грей сидела в Тауэре, и мы каждый день ждали сообщения, что ее приговорят к смерти, как приговорили уже многих. Если бы только бедолага Джейн и ее родственники! В Англии запылали первые костры — это паписты принялись выкорчевывать у англичан «неправильную» веру.
Услышав о таком впервые, Елизавета, кажется, потеряла дар речи. Если король Эдуард в угаре фанатизма просто лишил Марию своей милости, а с ней заодно и Елизавету за то, что отказалась его поддержать, то сама Мария пошла куда дальше. Она поставила Елизавету перед выбором — либо месса, либо обвинение в ереси! А с еретиками разговор у новых епископов был короткий и беспощадный.
— Ты поняла?! Ты поняла, что тебе грозит?!
Она вскинула подбородок:
— Я умру, как Джейн! Я умру несломленной!
Я вдруг схватила Бэсс за плечи и затрясла изо всех сил:
— Я тебе умру, дура рыжая! — Кажется, даже заорала по-русски, во всяком случае, Елизавета ни черта не поняла, она хлопала на меня глазами то ли от неожиданности, то ли перепугавшись такого наскока. — Джейн никто, она оказалась на троне случайно, на свою беду. А за тобой вся Англия, понимаешь, Англия! И ты будешь жить, ты переживешь эту ведьму в ангельском обличье! Поняла?!
Она с трудом сглотнула и попыталась кивнуть и что-то сказать, но губы, видно, не подчинялись. Я, все так же глядя в глаза взглядом опытного гипнотизера, внушала:
— Ты должна выжить ради всех англичан, которым грозят костры инквизиции, чтобы эти костры прекратить. Только ты можешь стать королевой и своей властью запретить сжигать людей и расправляться с ними за их веру! А для этого ты сделаешь вид, что подчиняешься королеве. И будешь делать этот вид столько, сколько потребуется.
— Но это грех… Мне придется посещать мессы…
— Ничего, потерпишь. — Утомленная собственным приступом ярости и ужаса, я отпустила ее плечи и рухнула в соседнее кресло. — А твой грех я беру на себя. У тебя нет выбора, Бэсс. И у людей нет другой надежды, кроме как на тебя.
— Но это может оказаться на всю жизнь.
— Нет. Не бойся, нет.
Сесил оказался «не нашим», как ни вглядывалась, ничего знакомого не увидела, но парень все равно хороший. Он вроде поддерживал Марию, но и Елизавете гадостей не делал. Ладно, раз не мешает, пусть живет — милостиво разрешила я. Тем более меня отвлекло появление совсем другого персонажа. И как отвлекло!..
В Лондоне новый испанский посол. Карл V, видно, решил, что с Эдуардом и с Марией должны вести переговоры разные люди. На Марию у императора были определенные надежды, и все прекрасно понимали, какие именно. Они ведь даже когда-то были помолвлены… Вряд ли кто-то сейчас стал бы всерьез вспоминать о том, что девочка Мария была обещана в жены совершенно взрослому Карлу. Потом король Генрих, исходя из своих политических соображений, обещал ее французскому королю Франциску, потом снова передумал…
Генриха меньше всего волновали чувства дочери, да и она сама даже не помышляла о собственной воле по этому поводу. Удел всех принцесс быть отданными замуж по политическому расчету и часто далеко от дома за людей, не соответствующих им ни по возрасту, ни по темпераменту. У самой Марии мать была совсем юной отправлена из Испании в Англию, правда, к такому же юному наследнику английского престола Артуру, с которым даже семьи не вышло, а потом беззастенчиво передана следующему принцу — Генриху, которого оказалась значительно старше.
Бедой Марии было то, что в Европе просто не было подходящих для нее принцев или королей, не имеющих жен, все прибраны к чьим-то женским рукам. Сам Карл стар и болен, но у него был сын Филипп Испанский, весьма заманчивый жених для многих, потому как являлся наследником не одной Испании, но и Нидерландов, и Неаполя, и вообще много чего. Филипп вдовец, имевший сына Карлоса, его беду. Мальчик родился калекой, а стал уродом не только физическим, но и моральным. Достаточно вспомнить, что его любимым развлечением стало жарить зайцев живьем… Бр-р-р…