— Катя, давай заключим сделку? Я оставлю в покое твою Рыжую и тебя заодно, а ты мне скажешь, где живет женщина с ребенком.
Все-таки в придворной жизни есть свои плюсы: если вам совершенно необходимо протянуть время, чтобы прийти в себя после вот такого вопроса, можно лишний раз поприветствовать тех, кого в действительности терпеть не можешь. Можно даже сладко улыбнуться и поинтересоваться здоровьем любимой собачки, которой вчера наступили на лапку…
— Все в порядке? Ах, как я рада! Берегите, она у вас просто прелесть. — Руки прижаты к груди, словно важнее здоровья собачки сейчас ничего нет. Разве что здоровье Ее Величества. — Да, таких маленьких лучше не отпускать с рук на пол, когда вокруг много людей. И не говорите… ах-ах!
И только потом вскользь поинтересоваться у Артура:
— Какая женщина, милорд?
— Та, которую вы, леди Кэтрин, увезли из Лондона тайно. Кстати, ваша горничная уже в Тауэре и дает признательные показания.
Слава богу, неподалеку оказался Уильям Сесил.
— Да, милорд, Ее Высочество будет немного погодя. У нее вчера болели зубы, но сегодня принцесса чувствует себя прекрасно. В данный момент она у Ее Величества, вернее, узнает о здоровье Ее Величества у фрейлин. Да вот и она сама.
Френсис в Тауэре?! Но если бы она давала признательные показания, то на кой черт спрашивать у меня, Артур? Блефует гад!
Круглые глаза:
— Какая горничная в Тауэре?!
— Та, что жила с вами здесь в Лондоне до вашего отъезда, а потом таинственно исчезла, не доехав до Доннингтона.
Вот это да! Во разведка работает! Прямо КГБ, ФБР и МОССАД в одном флаконе. Ай да Артур. Но меня просто так не возьмешь. Если Френсис ничего не сказала, то из меня и вытягивать нечего.
— Она в Тауэре? Артур, умоляю, я должна ее видеть! Немедленно! Сделай, ты же все можешь!
— Зачем?
— Она осталась в моем лондонском доме, когда я уехала в Доннингтон, а потом вдруг исчезла. Мы уже решили, что девушку убили, но дом закрыт и не разграблен… Что с ней случилось? Где она была?
— Я хотел спросить это у тебя.
— А я у тебя… Где вы ее нашли?
В ответ — неопределенное пожимание плечами. Ага, значит, никакой Френсис у вас нет. Ну, держись!
Я вцепилась в его рукав мертвой хваткой:
— Артур, если она ничего не говорит вам, может, расскажет мне? Может, она боится, что ее обвинят в побеге или воровстве? Но из дома ничего не пропало, мы думали, что с девушкой что-то случилось по дороге, сейчас очень опасно ездить…
Он осторожно оторвал мои пальцы от ткани камзола, шипя:
— На нас смотрят… Я не всесилен, на Тауэр моя власть не распространяется…
— Я попрошу королеву… нет, короля! Правильно, я попрошу Его Величество, он поможет встретиться с девушкой! Я очень боюсь, что над ней надругались, ее обидели. Она должна знать, что я вовсе не сержусь и хочу помочь.
— Сдурела?!
— Артур, а почему она в Тауэре, за что?!
— Да нет ее там!
— А где она?
Он смотрел на меня как на полную дуру, но это и было нужно, против дур не замышляют вот таких сложных комбинаций.
— Я только что спрашивал об этом тебя.
Секунду я молчала, а потом от души ругнулась:
— Сволочь ты, Жуков! Что в той жизни был сволочью, что в этой!
Получилось от души и, главное, справедливо и убедительно.
Повернулась и пошла прочь, пусть теперь попробует задать мне хоть один вопрос! Ничего у них с Френсис и Мэри не выйдет. И с королевой Марией тоже. Явно рассчитывали найти Мэри, потому и тянут: то завтра королева родит, то послезавтра…
Обидно, что я никому не могла рассказать о произошедшем, никому, даже Рыжей! А язык так чесался… аж распух от сдерживаемых фраз. Что за мучение! С досады хотелось вернуться к Артуру и пнуть ногой или вообще заорать: «А я чего зна-аю-ю… Дураки вы все, ждете появления королевского наследника. Ну, ждите, ждите…»
Неимоверным усилием воли удалось взять себя в руки и даже не блестеть глазами. Ха-ха! Мы еще не то можем! «Не можем, а могём», как говаривал герой какого-то фильма. Улизнув в коридор и убедившись, что никто за мной не подсматривает, я все же попрыгала на одной ножке.
И тут…
— Чему вы радуетесь, леди Эшли?
Господи, он что, повсюду?! Никуда от этого Артура не денешься. Удавить, что ли, чтобы под ногами не болтался?
— Принцесса сказала, что ее обещали отпустить в Хэтфилд сразу после крещения наследника. От вашей рожи, милорд, подальше.
Даже отвечать не стал, только каблуки застучали. Интересно, кстати, у них каблуки носят мужики, а не женщины. То есть женщины тоже носят, но куда меньше. И всякие побрякушки тоже, мужчины ими обвешаны, как елки, а еще бантики под коленками (это орден Подвязки!), банты на туфлях, цепочки, кольца, подвески… Не мужики, а ходячие ювелирные магазины. Первое время я поражалась, как с них все это не снимают в первой же подворотне, потом поняла: без охраны за пределы дворца ни ногой!
Кстати, Артур на фоне разукрашенных англичан выглядел почти монахом, потому как одет в черный камзол с небольшим белым воротничком, едва видным из стоячего воротника. И перстней у него немного, два-три, не больше. Сама скромность. Но уж очень похож на черную ворону среди стайки попугайчиков. Или ворона. Подумав, я решила, что второе подходит больше. Решено: Артур ворон, но хватка у него, как у бульдога. Однако меня ему ухватить не удалось, я неудобоваримая…
Что за бред! Кто бы мог подумать, что здесь придется бороться не с жизненными обстоятельствами, как обещал Иван, а с собственным напарником? Может, именно это начальство и имело в виду? Тогда зачем вообще было тащить сюда Жукова, удавили бы там на месте. А где сам Иван? Забросили, как сиротинушку, с занудным Серегой и противным Жуковым в придачу и забыли. А вдруг и вернуть забудут?! От такой мысли стало не по себе, я оставаться здесь на всю жизнь не собиралась. Даже настроение пропало…
Это все Жуков, от встречи с ним у меня всегда портилось настроение. Может, отравить? Но он, гад, осторожный, нюхом цианистый калий или мышьяк учует, заставит сначала саму попробовать… А может, предложить ему жениться на мне? Нет, кажется, у этого Симона Ренарда есть супруга. Жаль, я бы его по-семейному извела в два счета, не то что про Филиппа забыл, но и через пару дней вообще повесился.
Вздохнув из-за невозможности выпить кровь из Жукова после венчания, я отправилась обратно в зал наблюдать паноптикум английского двора. Когда мне становилось совсем тошно, я вставала где-нибудь в сторонке и начинала мысленно издеваться над нелепыми нарядами, танцами, беседами и вообще над всей их жизнью. Помогало.
Сейчас танцев не было, потому как Ее Величество в своих покоях все тужилась в попытках произвести на свет то, чего у нее просто не было, но беседы были и расфранченные кавалеры тоже. Постепенно я так увлеклась обличением нелепости нарядов местной знати, что забыла и о разговоре, и об Артуре вообще.