– Думал, сегодня. Сразу после встречи с вами, но… раз Мельника уберут завтра, то и я поеду к Каландину тоже завтра!
– Хорошо. Я ухожу. Связь держать только со мной. И в экстренных случаях.
– Слушаюсь!
– Да поможет тебе Всевышний!
– Да поможет он всем нам!
Карахан проводил Масуда.
Вернувшись в комнату, ударил кулаком по столику:
«Вот она удача! Фарт! Всего лишь один год работы на Шестовском сделает из Карахана богатейшего человека. А дальше посмотрим, что делать! Служить или повелевать!»
Карахан принялся собирать вещи.
Москва, суббота, 1 октября.
Транспортный «Ан-24» прибыл в Подмосковье в 21 час 28 минут. Первое отделение группы спецназа «Рокот» покинуло борт и выстроилось возле трапа. К самолету подъехали «Газель» службы и автомобиль ее руководителя. При появлении Купавина майор отдал команду:
– Товарищи офицеры!
И пошел навстречу генералу. Остановившись в трех шагах от начальника, вскинул руку к берету.
– Товарищ генерал…
Купавин остановил майора:
– Отставить доклад. Мне и так все известно о действиях отделения по отражению штурма банды Есаула. Прикажи подчиненным сесть в «Газель». Там они переоденутся, и микроавтобус развезет ребят по домам. Тебя прошу проехать в штаб. На моей машине.
Полухарова насторожил голос генерала. Какой-то смущенно-виноватый. Не присущий Купавину.
Майор спросил:
– Что-нибудь случилось, Вячеслав Юрьевич?
Генерал ответил:
– Обо всем поговорим в штабе. Твоя гражданка у меня, так что разберись с подчиненными, и едем!
Майор повернулся к личному составу отделения:
– Товарищи офицеры! Занять места в «Газели». Переодеться, экипировку и оружие оставить в салоне. После чего микроавтобус доставит вас по домам. Завтра отдых, если не возникнет внештатной ситуации. Посему сотовые телефоны держать постоянно включенными и иметь при себе даже при посещении сортира. Вопросы? Нет вопросов! Выполнять!
Офицеры и прапорщики отделения не заставили себя ждать. Полухаров передал оружие и экипировку старшему лейтенанту Клыкову и сел на заднее сиденье «Ауди». Служебный автомобиль тут же рванул к КПП Подмосковного военного аэродрома.
Всю дорогу ехали молча. Генерал часто курил. Въехав на территорию охранной фирмы «Заслон», генерал и майор покинули салон и поднялись на второй этаж здания. В приемной Ольги не оказалось. Да и немудрено. Стрелки часов приближались к полуночи. На диване лежал гражданский костюм майора.
Генерал кивнул на одежду:
– Переоденься – и в кабинет! Форму оставь на диване!
Купавин прошел в свое служебное помещение. Полухаров быстро переоделся, спрятав не сданный и нигде не зарегистрированный трофейный пистолет ПМ за ремень спины, чтоб не заметил Купавин. Прошел в кабинет, спросив:
– Так что же все-таки случилось, Вячеслав Юрьевич?
Генерал взглянул на майора:
– Беда, Володя.
Предчувствие страшного сжало сердце боевого офицера. Он тихо спросил:
– Мама?
Генерал утвердительно кивнул рано поседевшей головой:
– Да, майор! Она умерла. Прими мои соболезнования.
Полухаров присел на диван, закрыв лицо руками. Наступило недолгое молчание. Подняв голову, майор задал короткий вопрос:
– Когда?
– Через час после того, как ты с отделением прибыл в ангар стоянки спецвагона, 26-го числа.
– Что??? 26 сентября?
– Да, в 22.10.
– И вы… зная об этом, ни слова не сказали мне?
Генерал вздохнул:
– Ты же понимаешь, я не мог сделать этого. При всем своем желании.
Полухаров резко повысил голос:
– Не понимаю! Почему не могли?
– Предстояла боевая операция, она уже началась, и менять что-либо я не имел права.
– Вы хоть понимаете, о чем говорите? Не имели права предпринять чего-либо? Что, акция практически беспрепятственного расстрела боевиков являлась сложным заданием и с ним не справился любой другой офицер из отделения? Да тот же Клыков все сделал бы как надо, тем более и делать особо ничего не пришлось. А вы, генерал, зная, что умерла моя мама, единственный родной мне человек, все же посылаете меня на задание. Почему вы так поступили? Почему о смерти матери я узнал только сейчас? Почему не дали мне проститься с ней? Ведь наверняка ее уже похоронили, так?
Генерал кивнул:
– Так! Похоронили, вчера.
– Но почему не дождались меня? Ведь ждать-то оставалось всего сутки?
– Я хотел отложить похороны, но… не получилось. Попросил Леонидыча выделить людей, чтобы все организовали, подготовили, а они… вот они и подготовили и провели похороны. Ну что ты смотришь так на меня? Ну, виноват! Недосмотрел. Но ты же прекрасно знаешь, чем я здесь занимался.
В голосе Полухарова прозвучали металлические нотки:
– Не знаю! И не хочу знать. Вы поступили… как… как… не знаю, как и назвать. Подло! Из-за каких-то паршивых бандитов, обреченных на уничтожение…
Майор махнул рукой:
– Для вас главное – отчитаться перед начальством. Вовремя доложить об успешно выполненной операции. Получить очередную благодарность. А люди? Люди для вас – пешки, материал достижения цели.
– Зачем ты так, Володя? Разве я заслужил подобные упреки?
– Заслужили! Ваш поступок не позволяет мне дальше продолжать службу в спецподразделении.
– Ты глупость-то не говори? Не пори горячку!
Полухаров направился к выходу.
На пороге обернулся:
– Не думал, что ты, генерал, окажешься подонком! Послать бы тебя, да толку? Рапорт оставлю в приемной. Провались она пропадом, эта собачья служба!
Хлопнув дверью, Полухаров вышел из кабинета. Присел за стол секретаря, достал из принтера стандартный лист бумаги. Написал рапорт с просьбой об увольнении без объяснения причин. Прошел на стоянку. Сел в свой «Пассат» и выехал за пределы территории штаба антитеррористической службы. За поворотом резко остановил автомобиль. Откинулся на сиденье, закурил. Подумал – вот и все! Нет у него больше ни мамы, ни работы. Служба – черт с ней! Найдет себе применение. Много майору не требуется, лишь бы прожить, а это он обеспечит. А вот маму не вернешь. Но каков Купавин? Знал же, что произошло с матерью, и промолчал. Молчал, пока не закончилась боевая операция. Это по-человечески? Ладно, если бы группа действовала бы где-нибудь в горах, откуда выбраться невозможно, и задача стояла бы ответственная, сложная, при выполнении которой каждый боец на счету, тем более командир отделения. Но в случае со спецвагоном? Ведь группа вполне могла обойтись и без него. Генерал если не мог 26-го числа вытащить его из ангара, то уйти из вагона по ходу следования к Магино не составляло никакого труда. И тогда он успел бы хоть попрощаться с единственным родным человеком. Ан нет, Купавин поступил иначе. Он промолчал. Для него второстепенная операция важнее человеческих отношений. Главное – отработать задачу, остальное – туфта, химера. Ну и пусть теперь ищет себе другого командира отделения. Найдет, конечно, слава богу, в стране еще не перевелись офицеры, готовые не на словах, а на деле защищать интересы Родины, постоянно рискуя своей жизнью. И «Рокот» продолжит боевую работу. Но теперь уже без него, майора Полухарова. Поймут ли его ребята группы? Должны понять. Хотя, наверное, не все. Кто посчитает, что Владимир сломался, а случай со смертью матери стал лишь видимым поводом, чтобы уйти на «гражданку». Ну и пусть считают. Он принял решение, и рапорт на столе в приемной. Сможет ли он жить без службы? Сможет! Как-нибудь притрется. А вот как жить без мамы? Нет, она не опекала его, и Полухаров никогда не являлся маменькиным сынком. Он просто очень любил эту женщину, подарившую ему жизнь, воспитавшую его таким, какой он есть сейчас. Очень любил. И боль от утраты настолько сильна, что рвет сердце на куски. Сейчас он придет домой, а там? Там вместо привычного родного грудного голоса: «Это ты, Володя? Ну слава богу, вернулся». Мама знала, что сын ее офицер, не ведала лишь, что Володя не простой армейский служака Генеральского штаба, часто мотающийся по командировкам, а командир отделения боевой группы специального назначения. Не знала, что в командировках он не инспектирует мирные войсковые части, роясь в бухгалтерии и наблюдая разного рода учения, а выходит на террористов, вместе с друзьями часто вступает в бой с превосходящими силами противника. Рискует жизнью. Возможно, мама и догадывалась о том, что не все так просто в его службе. Но не более. И это в какой-то мере успокаивало ее. Ее больше волновало, что Владимир до сих пор так и не завел семью. А маме так хотелось иметь внуков. А теперь… теперь уже ничего не будет. Ничего и никого. И, зайдя в квартиру, Володя больше не услышит голос мамы. Никогда. Какой страшный смысл содержит в себе это слово – НИКОГДА.