– Сивый? Рубец! Слышишь меня?
В ответ раздался хриплый голос не проспавшегося после хорошей пьянки мужика:
– Слышу! Ты чего с ранья-то звонишь? Аль случилось чего?
– Я же говорил, не жрать вчера!
– Да кто жрал-то? Так, посидели маленько да разошлись.
– Я чувствую, как маленько. Через трубу перегаром тянет.
– Не трепи! Такого не может быть!
– Умный, да? Короче. Найди Гриба. После чего берите билет на вечернюю электричку и дуйте в Москву. С вокзала позвоните. Я скажу, куда приехать. Тут недалеко. И станция метро рядом. Усек?
Сивый прохрипел:
– Усек-то я усек, да вот проблема, на какие шиши билеты брать, тут на опохмелку нет ни хера. А взаймы, сам знаешь, никто не даст.
Валерий Манин, а это он следил за Татьяной, повысил голос:
– Мне до п-ды, мудила, как вы приедете в Москву, но не явитесь, предупреждаю. Вернусь – удавлю обоих. А я за базар всегда ответ держу!
– Да где бобло-то взять, Рубец?
Рубцом Манина называли из-за шрамов на теле, полученных на зоне. Он процедил:
– Иди к Зинке, придурок. Она и похмелит, и «бабки» даст!
– Как же, даст!
– Ты не понял меня, в натуре? Скажешь Зинке, я велел.
– А если и тебя на хер пошлет? Она же безголовая?!
– Я из вас с Глебом безголовых сделаю. В общем, так, базар кончаю, чего-то мобила эта дребаная мандит. Жду звонка вечером! Все!
Манин отключил телефон. Посмотрел на индикатор зарядки. Тот светился единственной полосой. Батарейка села, требовалась подзарядка. Вопрос, где ее взять? Надо было с собой прихватить, да не до этого было. Но на один звонок зарядки хватит. А большего и не требуется. Вытащив из кармана смятые купюры разного достоинства, Манин пересчитал деньги. После чего направился к рюмочной, в которой еще в 5 утра, с открытия, засадил сто граммов да выпросил чекушку на разлив. Надо ему пару чебуреков сожрать. День обещает стать длинным. К тому же тучи начали затягивать небо. Этого еще не хватало. Как бы не пришлось до вечера в каком-нибудь подвале день коротать.
Москва. Воскресенье, 2 октября.
В 9.20 Владимир с Татьяной уже подъехали к повороту на Дальнее кладбище. Здесь вовсю торговали венками, искусственными и живыми цветами, всякой траурной атрибутикой. Владимир купил венок. Татьяна – букет из четырех роз. Отойдя от торговцев, она спросила Полухарова:
– Володь! Когда мы вышли из подъезда, ты во дворе ничего подозрительного не заметил?
Майор взглянул на женщину:
– Нет! Ничего, что могло бы составлять угрозу для нас. А что?
– Мне кажется, кто-то очень внимательно следил за нами из беседки.
– Она же окружена кустами, и там сейчас даже «синяки» местные, алкаши не собираются. Сгнила, можно сказать, беседка, а ведь ставили недавно. Быстро летит время.
– И все же мне показалось, что из беседки за нами следили!
Полухаров взял женщину под руку:
– У тебя шалят нервы. Привыкла всего бояться, это объяснимо, но пройдет. И поверь, за годы службы я приобрел способность предчувствовать приближение опасности. И могу сказать тебе, что у дома нам ничего не грозило. Возможно, забрел какой-нибудь бездомный бедолага, во дворе укрылся от посторонних глаз или милиции. Заметил, как из подъезда вышла красивая женщина, ну и, естественно, проводил взглядом. Не бойся! Все нормально.
Татьяна вздохнула:
– Наверное, ты прав. Я очень долго жила в состоянии постоянного ожидания побоев, оскорблений. В состоянии непроходящего стресса. Поэтому боюсь собственной тени. А куда мы идем? Нам направо!
Полухаров объяснил:
– Зайдем сначала в одно место. Чтобы потом крюк не делать.
– И далеко это место?
– Метрах в трехстах, у самой ограды слева.
Они вышли к аллее, вдоль которой стройным рядом стояли небольшие обелиски из мраморных плит. На обелисках золотыми буквами были нанесены лишь фамилии, имена, отчества, даты рождения и смерти захороненных здесь мужчин. Молодых мужчин. Даты смерти у многих совпадали. Полухаров остановился возле одной из могил, склонил голову. Татьяна проговорила:
– Странная аллея. Кто здесь похоронен?
Майор ответил:
– Те, кто пожертвовал своей жизнью ради спасения других. К сожалению, большинство людей никогда не узнают о подвиге этих ребят.
– Почему?
– Потому что работа у них была такая. Их не знали при жизни, не узнают и после смерти.
– А ты кого-нибудь знал?
Полухаров кивнул на обелиск, напротив которого они стояли:
– Вот, капитан Сережа Севастьянов. Погиб 14 мая 2001 года. Мы тогда служили в одном подразделении.
– А как он погиб?
– Если помнишь, об этом и по телевидению показывали, и в газетах писали, 14 мая в аэропорту четверо террористов, пронеся на борт «Ту-154» оружие, захватили и самолет и заложников. Но до прибытия на борт экипажа.
Татьяна кивнула:
– Да, что-то припоминаю. Террористы тогда пожилого мужчину убили, а потом спецназ освободил заложников.
– Да. Фронтовика бандиты расстреляли из-за того, что гражданское начальство не сумело наладить переговоры. Заартачилось. Начало выдвигать встречные требования. Они бы еще людей побили, если бы не спецназ в составе всего одного офицера, капитана Севастьянова, который пошел в самолет членом экипажа. Ему быстро и с ходу удалось завалить трех террористов. Достал он и четвертого. Но тот, последний, умирая, успел бросить в салон гранату. Серега мог укрыться от взрыва и даже выскочить из самолета, но тогда произошла бы катастрофа. Подрыв гранаты сам по себе уничтожил бы много жизней. Он вызвал бы пожар в самолете, панику. Могли рвануть топливные баки, и тогда все пассажиры погибли бы. Севастьянов понимал это, поэтому накрыл гранату своим телом. Он умер мгновенно. Двух или трех человек слегка ранило, но все пассажиры, кроме убитого ранее фронтовика, остались живы. Их выводили из самолета под камеры телекомпаний. А останки Сергея мы вынесли позже, когда никого у самолета не было. Тайком. Так же тихо похоронили здесь!
Татьяна спросила:
– У него осталась семья?
– Сын! Жена за месяц до этого случая сбежала за границу с каким-то коммерсантом, бросив и мужа, и собственного ребенка. Он сейчас в специализированной школе-интернате учится. О нем заботятся, но растет сиротой!
– И это при живой матери?
– И это при живой, благополучно устроившей свою судьбу матери.