Затем я сел, скрестив ноги.
— Не хотите ли поговорить о том, как Вы бегали за каждой юбкой во время учебы в университете? Помните, какой Вы устроили скандал?
— Вы развращены, молодой человек. У Вас не только грязные слова, но и грязные мысли.
— Да пошел ты… — сказал я и расхохотался ему в лицо.
Он побагровел и встал со стула. Он медленно подошел к письменному столу, медленно, как будто его тело нуждалось в смазке, и схватил меня за шиворот.
— Вы должны разговаривать более уважительно со мной.
Он произнес это почти не дыша, поэтому его голос напоминал сдавленное хрюканье.
— Гадкий маленький подонок, Вы должны разговаривать со мной более почтительно.
— Поцелуй меня в задницу, — сказал я. — Ну-ка, расскажи, как ты бегал по бабам. И тебе полегчает. Брось нам свои трусы! Брось нам свои трусы!
Он отошел от меня, прижимая руки к телу, словно его только что укусила в пах бешеная собака.
— Вон отсюда! — заорал он. — Принеси свои учебники, оставь их здесь, а затем убирайся. Твое исключение из школы и перевод в Гринмэнтл вступает в силу с понедельника. Я поговорю с твоими родителями по телефону. А сейчас убирайся. Я не хочу больше тебя видеть.
Я встал, расстегнул две нижние пуговицы на рубашке, вытащил ее из брюк и расстегнул ширинку. До того, как он успел сделать какое-либо движение, я открыл дверь и, шатаясь, вышел в приемную. Мисс Марбл и Эл Латроп сидели за письменным столом. Они оба посмотрели на меня с испугом и переглянулись. Они явно решили сыграть в знаменитую американскую салонную игру под названием «Мы действительно ничего не слышали, не правда ли?»
— Вам лучше присмотреть за нашим директором, — прошептал я. — Мы сидели за столом и разговаривали о его успехе у женщин, как вдруг он перепрыгнул через стол и попытался меня изнасиловать.
Мистер Денвер смотрел на меня через стекло двери. Я удрал, а он остался стоять там, злой как фурия, растерянный и виноватый одновременно.
— Пусть кто-нибудь позаботится о нем, — сказал я, а затем прошептал мистеру Денверу: — Брось нам свои трусы, о'кей?
Я открыл дверь и медленно вышел из приемной, застегивая пуговицы и ширинку, заправляя рубашку. Это был самый подходящий момент, чтобы оправдаться. Но он не сказал ни слова.
Я знал, что старина Том просто был не в состоянии что-нибудь сказать. Он был велик, когда объявлял по внутренней связи о начале школьного ленча, но это совершенно разные вещи — абсолютно разные. Он ничего не мог поделать со мной. Может быть, он ожидал, что после всего этого мы с улыбкой пожмем друг другу руки и торжественно отметим восьмой семестр моего обучения в Пласервилльской высшей школе. Но несмотря на все случившееся, он действительно не ожидал от меня такого непредсказуемого поступка. Вся эта история могла быть предназначена только для клозета, скомканная вместе с теми непристойными журналами, которые вы никогда не показываете своей жене. Он стоял там, и ничто ему не приходило в голову. Несмотря на все инструкции о том, как вести себя с детьми-хулиганами, он не ожидал, что будет иметь дело со студентом, атакующим его на личном уровне.
Казалось, мистер Денвер сходит с ума. Это ужасно его раздражало. Кто мог понять его лучше, чем я? Я собирался защищаться. Я был готов к этому с тех пор, когда понял, что люди могут следить за мной и контролировать мои действия.
Я предоставил ему шанс.
По пути к лестнице, я ждал, что за мной погонятся. Убегать не хотелось. Я загадал, что либо дойду до угла, либо не достигну его никогда. Погони не последовало.
Это и спровоцировало меня на дальнейшие действия.
Я спускался по лестнице, насвистывая, и чувствовал себя прекрасно. Иногда так бывает. Когда дела плохи, нужно выбросить все из головы и уехать на некоторое время во Флориду. Уходя, вы бросаете взгляд на горящий мост, который подожгли собственными руками.
На втором этаже я столкнулся с незнакомой прыщавой девицей в очках в роговой оправе. Она несла связку учебников по секретарскому делу. Повинуясь какому-то неясному порыву, я обернулся и посмотрел ей вслед. Со спины она могла претендовать на звание Мисс Америка. Это было замечательно.
Холл первого этажа был пуст. Ни души. Слышно было только пчелиное жужжание печатных машинок, благодаря которому все школьные здания современные, из стекла и бетона, либо старые, воняющие краской для полов, похожи друг на друга. Шкафчики для одежды стояли стройными рядами, как часовые. Между ними виднелись проемы дверей и фонтанчики с питьевой водой. В кабинете номер 16 шел второй урок алгебры, но мой шкафчик находился в другом конце зала. Я подошел поближе и внимательно осмотрел его.
Мой шкафчик. Надпись, собственноручно напечатанная мною на специальном бланке, гласила: «Чарльз Деккер». Эти бланки нам выдавали в начале нового учебного года. Мы подписывали их с особым усердием и на первой перемене приклеивали на дверцы. Ритуал был так же стар и священен, как Первое Причастие. На втором курсе мы уже не испытывали былого трепета. Помню, после раздачи бланков, продираясь через толпу в холле, ко мне подошел Джо Мак-Кеннеди с наклеенной карточкой на лбу и похабной улыбкой на лице. Сотни шокированных первокурсников, на груди которых красовались маленькие желтые таблички с именами, взирали с ужасом на это святотатство. Я чуть не надорвал живот от смеха. Естественно, Джо оставили после уроков, но это было великолепно. Это был мой день. Вспоминая об этом, я думаю, что это был мой год.
И вот я снова здесь, между шкафчиками Розанны Дебенс и Карлы Денч, девушки, которая душится розовой водой каждое утро. Этот запах отнюдь не способствовал удержанию завтрака в моем желудке.
Но все это в прошлом.
Серый шкафчик, пяти футов в высоту, на замке. Висячие замки нам выдавали вначале года вместе с бланками. «Тайтус» — было выгравировано на нем. Я — Тайтус, Полезный Замок.
— Тайтус, старина, — прошептал я. — Старый верный мудак!
Я протянул к нему руку, но в этот момент на меня нашло какое-то странное оцепенение. Тайтус медленно начал удаляться. Казалось, моя рука непонятным образом удлинилась на тысячи миль, заполняя собой образовавшееся пространство. Черная блестящая поверхность замка взирала на меня успокаивающе, не осуждая, но, конечно, и не оправдывая. На мгновение я закрыл глаза. Мое тело, казалось, обвивали чьи-то невидимые руки.
Когда я пришел в себя, Тайтус был зажат у меня в руке. Пропасть исчезла.