Все шло по графику. Но на плацдарм прибыл командир полка, и его провели в здание 9-й роты. Бортнов вошел на КНП в приподнятом настроении.
– Ну что, готов? – спросил он у Голубятникова, видя, как тот надевает «лифчик» – нагрудный жилет с запасными магазинами для автомата.
– Готов, – ответил комбат.
– Уверен, что штурм провести лучше днем, а не ночью?
– Уверен! Обстрел здания уничтожил минные заграждения, но долго ли духам восстановить их? Набросать мин, установить растяжки? Ночью их не увидишь, и тогда неизбежны потери. А мне они не нужны.
– Ну, давай! На время штурма я побуду здесь.
– Валера! Накормить и охранять командира полка, – подозвал Голубятников прапорщика Боголюбова и повернулся к Бортнову: – Разрешите идти, товарищ полковник?
– Давай, – пожал ему руку Бортнов, – удачи тебе и твоим парням.
– Спасибо.
Голубятников понимал, что противник лишился укрытий, понес потери, что не могло не сказаться на его боеготовности. Если бы не это понимание реальной обстановки и штурм грозил бы потерями, он не повел бы своих людей в наступление. И только после того, как комбат верно просчитал обстановку, он и принял решение на дневной штурм. Взглянув на часы, Голубятников приказал начальнику штаба:
– Серега! Действуй! – и повернулся к сержанту Выдрину: – Циркуляр три тройки!
– Стрела-10! Три тройки, три тройки, три тройки! – передал в эфир связист.
Сигнал выхода штурмовых групп на исходное положение для атаки был передан в 13.45. До команды на штурм оставалось пятнадцать минут. Комбат со связистом и бойцами охранения перебежками от укрытия к укрытию, под нечастым, но прицельным огнем из ДГБ, успели прибыть в поликлинику за 10 минут.
В 13.55 заняли свои места. Кувшинин и Холодов тоже в это время вышли к штурмовым группам.
В 13.58 Голубятников приказал Выдрину:
– Связь мне с подразделениями!
Ровно в 14.00 он передал в эфир:
– Стрела-10! Ноль полсотни один, ноль полсотни один, ноль полсотни один!
И началось!
Ударила из всех шести орудий самоходная артбатарея. Грибы взрывов накрыли частный сектор. Из домов размещения 7-й, 9-й, разведывательной рот, а также из поликлиники открыли массированный огонь из стрелкового оружия. В ход пошли гранатометы. Поднялся такой грохот, что стены поликлиники задрожали. Даже комбат, казалось, просчитавший все, не ожидал подобного эффекта. Интенсивный обстрел из домов продолжался минуту, далее мощный огонь вела только 8-я рота, отрабатывая свою задачу, да подразделения огневого прикрытия. Голубятников видел, как от 9-й роты к зданию ДГБ вперед пошли штурмовые группы. Противник не имел возможности вести по десантникам огонь. Первые подгруппы второй штурмовой группы приставили к стене две лестницы, основную и запасную. По основной быстро проникли в здание. Внутри раздались автоматные очереди, разрывы мощных оборонительных гранат. Следом за второй группой капитана Телинского на второй этаж поднялась штурмовая группа старшего лейтенанта Григорина. За ними – третья, четвертая, пятая, шестая группы. Все шло по плану. Комбат, отслеживающий первый этап боевой операции, ощутил эмоциональный подъем – душой он был там, со своими десантниками. Не выдержал, крикнул Стрельцову, командовавшему 8-й ротой, и связисту:
– А ну-ка, ребята, приготовьте три красные ракеты!
– Три трехзвездочные ракеты красного цвета? – удивленно переспросил Стрельцов.
– Да, Юра.
– Но мы не обсуждали сигнал тремя ракетами.
– А они ничего и не обозначат. Просто так пустим, для подъема духа наших бойцов и подавления противника. Обозначим штурм, чтобы издали видно было. Ракеты, я сказал!
– Есть!
Стрельцов и Выдрин достали из сумки ракеты и подошли к окну. Одновременно рванули шнуры ракетниц, и над Департаментом госбезопасности взмыли три красные, разлетевшиеся на девять звезд, ракеты. В это время из ДГБ начали поступать доклады. Первым на связь, как и должно было быть, вышел капитан Телинский:
– Я – Второй, прошли южное крыло, серьезного сопротивления не встретили, уничтожили двух боевиков, зачистили помещения. Почти в каждом – старые трупы, оружие. Первая группа по торцевой лестнице спустилась на первый этаж и приступила к выполнению собственной задачи. Слышу стрельбу, разрывы гранат. Наверх пробиваются остальные штурмовые подразделения.
– Где Барс?
– Он пошел с третьей группой.
– Значит, организованного сопротивления в южном крыле противник не оказал?
– Нет! Выхожу в основное здание.
– Действуй, Второй!
Голубятников взглянул на часы – 14.10. Перевел взгляд на Стрельцова, но тот уже отдал команду роте перенести огонь на северное крыло, и комбат, удовлетворенно кивнув, припал к триплексу. Сзади продолжали взрываться снаряды и мины артбатареи.
– Володя, передай Селину, чтобы перенес огонь на квадраты… западнее настоящего сектора обстрела, провел по три выстрела и на этом огонь прекратил! – крикнул он корректировщику, майору Кулику.
– Есть!
Разведчики выбросили на улицу дымовые шашки, и северный ветер понес дымовую завесу на проспект, с отклонением к гостинице. То, что надо. А штурмовые группы, без проблем проникшие в здание и вышедшие на свои этажи, выполняли поставленную задачу строго по утвержденному плану. К 14.40 все подразделения овладели южным крылом и начали выход в основное здание протяженностью метров в 60. Разведчики с ходу выбили немногочисленных боевиков, попытавшихся оказать сопротивление. Без особых усилий продвигались четвертая, пятая и шестая группы. А вот третья столкнулась с подготовленной обороной боевиков. И получилось, как при подготовке штурма, когда комбат ввел вводную столкновения с противником именно 3-й штурмовой группе капитана Кошерева. Боевики, видимо, заранее подготовили засаду, укрывшись в помещениях за решетчатой перегородкой и выбросив в коридор мешки с песком – не сложив один на один, в ряд или полукруг, а разбросав по коридору, примерно в метре друг от друга. Четыре мешка. Вышедшая в основное здание вторая подгруппа во главе с сержантом Кудриным открыла слепой огонь по всему коридору, подрывая два помещения слева и справа. Десантникам никто не ответил. Казалось, что боевики ушли из здания в северное крыло, откуда можно было проскочить через окна северной стороны к МВД. Но чеченцы не ушли: пять офицеров госбезопасности затаились, ожидая своего часа, своей минуты. Кудрин же, увидев решетку и не обратив особого внимания на валявшиеся мешки, поднял руку вверх, подав тем самым бойцам подгруппы команду остановиться и прекратить наступление. Рядовые Панин и Тюхин, шедшие сзади и бросившие гранаты в помещения, отошли в подорванные ими же комнаты. Кудрин с рядовым Алексеевым присели на колею. К ним вышел командир группы, капитан Кошерев и спросил:
– В чем дело? – И тут же сам ответил на свой вопрос: – Решетка! Понятно. Саперы, ко мне! – Повернувшись в сторону коридора, увидел за решеткой мешки с песком. – А это еще что за хрень? Откуда здесь могли взяться мешки?