Судно бросило якорь неподалеку от монастыря Святого Николая, но ни на какие крики или жесты толком не отвечало. Моряки, вооружившись, стояли вдоль борта и настороженно озирали окрестности.
– Чего это они? – подивился Степан Рыжий. – Ровно людей никогда не видывали… – Не выдержал и крикнул: – Эй, вы чьи будете?
Похоже, что на корабле вопроса не поняли.
Степан недовольно махнул рукой с топором в сторону судна, показывая приятелю:
– Глянь, и пушечки на нас наставлены. Дурьи головы… Мы это ваше суденышко по щепке разнесем, ежели что!
По весне в половодье Двина разливается широко, а потом разом мелеет и она, и десятки других речек и озер. Потому колья для привязи лодок торчат по всему берегу, подальше от воды те, которые остались с весны, и в самой воде нынешние. К лодке, качавшейся на привязи, спешили два монаха. Один из них махнул рукой Степану:
– Поди сюда.
– Чево? – нехотя набычился тот. Хотя чего уж спрашивать, сейчас придется грести, везти этих двух бугаев к судну. Приятель хмыкнул:
– Вечно ты, Степка, вылезешь поперек батьки…
С борта настороженно наблюдали за подплывающей лодкой, но трап не выкинули. Монах Пафнутий, который и звал Степана, покачал головой:
– Пуганые, видать…
Пафнутий славился тем, что знал много языков, понимал и по-свейски, и по-немецки, и по-гречески, и даже по-татарски, хотя такое понимание здесь не нужно точно… У монаха после вчерашних возлияний гудела голова, вчера был Медовый Спас, и в преддверии начинающегося Успенского поста братия напробовалась медов до упадку. Негоже бы, но Успенский пост строг, можно пить лишь квас без загулов.
Прочистив громоподобным кашлем горло, монах начал по-свейски. Вопрос звучал проще некуда: «Кто вы и откуда прибыли?» Его не поняли. По-гречески тоже… Через пять минут, отчаявшись вызнать у молчаливых гостей хоть что-нибудь, Пафнутий просто так прокричал это же по-татарски.
И тут, похоже, гости услышали знакомую речь! Они обрадовались, принялись знаками показывать, что сейчас приведут толмача.
Второй монах изумленно окликнул Пафнутия:
– Неужто татары?! Откель у них корабли-то?
Степан не удержался:
– Не-е, рожи не татарские!
Рожи и впрямь на татарские походили мало. Рослые, светловолосые или вообще рыжие, гости были бородаты и имели светлые брови и ресницы. Какие уж тут татары!
Но вскоре на палубе показались двое совсем других людей. Раскосые глаза этих моряков не оставляли сомнений, что их когда-то «забыли» забрать обратно в Орду во времена Батыева нашествия. Усмехнувшись, Пафнутий снова прокричал свой вопрос по-татарски. На сей раз его поняли, хотя и с трудом. То ли монах не слишком хорошо знал язык, то ли татары его далеко от родины подзабыли. Но все были рады и тому.
Толмачи с горем пополам объяснили, что от английского короля Эдуарда прибыли на малых судах посол Ричард с товарищами. Пафнутий согласно закивал:
– Ну, это ладно… Добро пожаловать, как водится, на Землю Русскую!
Чего там перевели толмачи, неизвестно, но трап все же спустили. Пафнутий первым полез наверх, махнув рукой почему-то Степану:
– Лезь за мной.
Второй монах остался в лодке. На палубе Пафнутий, несмотря на свою толщину и добрый уже возраст, поясно поклонился, держась вполне чинно:
– Добро пожаловать на Землю Русскую, коли с добром пришли. Мы гостей любим и никогда обид им не чиним. Милости просим в нашу обитель.
Толмач поначалу долго моргал своими раскосыми очами, потом попытался что-то перевести. Монах осознал, что недостаточное знание языка толмачом чревато неприятностями, потому взял того за рукав и медленно повторил все еще раз, глядя татарину прямо в глаза, точно так язык становился понятней. Может, так и было, моряк закивал и заговорил со своими быстрее.
Выслушав ответ Ченслора, он заговорил снова. Теперь пришлось напрягаться уже Пафнутию. Но толмач повторил свои слова трижды, пока монах сообразил, о чем идет речь. Видя, что монаху не слишком нравятся речи прибывших, Степан насторожился:
– Чего они?
– Не пойму я, вроде заложников требуют от нас…
– Чего?! – возмутился мужик. – К нам в гости прибыли и с нас же залог требуют?!
Слова Степана были понятны и без перевода. Ченслор принялся что-то внушать татарину, а тот быстро-быстро закивал.
– Ну?! – вперился строгим взглядом в басурмана русич, закатывая рукава своей и без того не слишком длинной рубахи.
Толмач принялся объяснять уже ему, показывая то на англичан, то на берег. Степан слушал, точно что понимал, потом обернулся к Пафнутию:
– Чего говорит-то?
Тот развел руками:
– Да не верят они нам, боятся за свои жизни, оттого и заложников требуют…
Степан вдруг скрутил здоровенный кукиш и подсунул его под нос опешившему Ченслору:
– А вот это видел?!
Пудовый кукиш смотрелся настолько внушительно, что перевода не требовал. А русич вдруг приобнял вмиг оробевшего татарина и принялся душевно объяснять:
– Растолкуй ты ему, дурья башка, что на Руси никогда гостей не обижали и жизни не лишали. Коли с добром пришли, так и бояться нечего, накормим, напоим и спать на перины уложим. Какие еще заложники?!
Татарин завороженно смотрел на русича и кивал, точно что-то понимая. Потом осторожно выглянул из-под здоровенной руки, пытаясь поймать взгляд монаха. Степан обернулся к Пафнутию, точно тот был его личным толмачом, и посоветовал:
– Перескажи слово в слово.
Монаху пришлось подчиниться. Пока шло объяснение, на берегу уже появились люди воеводы Микулинского, видно, тому донесли о появлении на реке близ Холмогор чужого корабля. Неизвестно, что убедило англичан больше – конные, показавшиеся из-за кромки леса, или пудовый кулак Степана, но Ченслор закивал. Татарин, уже отпущенный своим новым другом, перевел слова хозяина:
– Мы согласны не брать заложников, но кто гарантирует нам безопасность?
Степан замотал головой:
– Ты глянь, какие недоверчивые! Да кому нужны ваши шкуры? Как вороны шуганые, ей-богу! Да не трусь ты, издалече небось приплыл? Ничего не боялся, а тут трусишь, как заяц. Никто вас не тронет, вот те крест!
Все это говорилось уже в лицо Ченслору. Мало того, тяжесть Степановой руки испытало на себе плечо Ричарда. Глядя в насмешливые глаза русского мужика, англичан вдруг поверил, что их не обидят, тоже кивнул.
Степан обрадовался:
– Вот и хорошо. Хватит речи вести, оголодали небось, устали с дороги… В баньку пора, за стол! А вы тут: залог… боимся!.. Пошли на берег!
И первым полез обратно в лодку. Пафнутий как мог пересказывал речь Степана, а толмач переводил. Стоявшие в напряжении англичане расслабились, на лицах появились улыбки, раздались даже смешки. Улыбнулся, правда, пока скупо, и сам Ченслор. Кажется, их не собирались съедать, казнить или даже арестовывать.