– Казнить там, где его поймают! Мне не нужен самозванец, даже если он божественно красив и силен.
– Но…
Протарх не успел сказать о возможности объявить самозванца ее мужем в обмен на клятву быть послушным.
– Никаких «но»! Иначе завтра здесь выстроится очередь из желающих побывать в моей постели. Птолемеев окажется столько, что меня назовут проституткой, попытайся я решить с претендентами все мирно. Только жестокость может сейчас пресечь появление новых царей, вынырнувших из Нила. – Глаза обернувшейся от окна царицы насмешливо блеснули. – Он не сам решился на такую дерзость, за ним стоят те, кто испытывает мою уверенность в своих силах. Найти и уничтожить, причем достаточно жестоко, с объявлением, что своим самозванством он оскорбляет не только меня, но и всю династию и весь Кемет!
Она вернулась к трону, но садиться не стала, немного постояла, задумчиво глядя в никуда, потом вздохнула:
– Я больше боюсь Арсиною. Если она договорится с триумвирами, они могут найти ей нового Птолемея и выдать замуж. Тогда мне будет гораздо трудней. – Голос царицы стал глух. – Найти ее и убить, но тайно. Мне привезти кожу, вырезанную на уровне копчика.
Она больше ничего не стала добавлять, и без того выдала слишком много. Но Клеопатра знала, что иначе сейчас просто нельзя, убить Арсиною, не убедившись, что ее не подменили, значит, сделать все бесполезно.
– Голову можете не привозить, я не люблю тухлятину, достаточно кожи.
– Как велишь, Божественная…
– Распорядись подать носилки и приготовить малую ладью. Мне нужно к Пшерени-Птаху.
– Ты можешь подождать его в своем дворце. Суда Пшерени-Птаха идут с верховьев Нила и сегодня будут в Александрии.
– И ты молчал?!
– Мысли Божественной были заняты другим.
– Хорошо, проследи, чтобы не было задержек.
Клеопатра сделала знак, разрешающий советнику удалиться. Протарх сделал это с явным сожалением, он давно был влюблен в свою царицу, хотя не позволил бы себе даже дерзкой мысли. Протарх хорошо понимал, что за дерзкими мыслями следуют дерзкие слова и даже дела, за которые можно поплатиться головой. Советник предпочитал любить Клеопатру платонической любовью, имея голову на плечах целой.
Царица об этом знала и ценила способность Протарха обуздывать самого себя. Она тоже предпочитала иметь умного грека советником долгие годы, чем любовником на одну ночь. Любовника можно найти, а вот такого преданного советника вряд ли, потому царица никогда не позволяла себе даже жеста, могущего соблазнить грека. Пусть живет и думает, для постели есть другие, более глупые.
Протарх шел по коридорам огромного дворца и размышлял о царице. О ком же еще он мог думать? Не впервые женщина правила Египтом, у страны уже были фараоны в женском обличье, одна великая царица Хатшепсут чего стоила, но впервые женщина не просто прислушивалась к советам своих министров, а сама диктовала им линию поведения. Конечно, ни один правитель не сможет управлять без мудрых советников, только далеко не все умеют выслушивать советы.
Клеопатра замахнулась высоко, так высоко, что Протарх начал беспокоиться, чтобы царица не свернула свою прелестную шейку. Когда эта девчонка соблазнила Цезаря и родила от него сына, советник только посмеялся: и Клеопатра думает, что достаточно заполучить мужчину в спальню и родить ему наследника, чтобы он стал покорным рабом. Наверняка Клеопатра была в этом уверена. Но Цезарь не обычный мужчина, постель не сделала его рабом египетской царицы, мало того, после гибели ее покровителя Клеопатре пришлось почти уносить ноги из Рима и с горечью убедиться, что в завещании Цезаря ни их сын Цезарион, ни она сама даже не упомянуты! Цезарь не стал ради женщины, пусть даже такой необычной, нарушать законы Рима.
Клеопатра вернулась из Рима, словно побитая собака, на нее было больно смотреть, многие противники царицы воспрянули духом, надеясь, что уж такую победить будет нетрудно. Вот тут царица и показала себя! Протарх не сомневался, что повзрослела она именно тогда – по пути из Рима в Александрию. Уплывала самоуверенная девчонка, вернулась умная женщина. Пока она еще не стала мудрой, на это нужно время, но советник знал, что Клеопатра непременно станет мудрой. Только бы до этого времени не натворила дел.
В Риме у нее была мечта вместе с Цезарем покорить весь мир. Вместе они смогли бы, но беда в том, что Цезарь едва ли желал этого же. Нет, он хотел покорить мир, используя в том числе мощь египетской армии, но вряд ли намеревался делать это вместе с египетской царицей. Был очарован ею? Да. Любил? Наверное. Но равной себе в качестве правительницы не признавал. Не потому, что считал глупой или недостойной, скорее загвоздка в другом – умудренный годами и опытом Цезарь лучше Клеопатры знал, что власть не терпит дележа, даже неравного. Или все, или ничего. Клеопатра тоже хотела все и в результате не получила ничего.
Протарх уважал царицу за то, что она сумела не пасть духом совсем, взялась за ум и занялась делами собственной страны. Одна беда – как и другие Птолемеи до нее, Клеопатра не знала Египта за пределами Александрии. Она плавала по Нилу, освящала его разлив, посещала священного быка Аписа, подолгу беседовала со жрецом Птаха в Мемфисе Пшерени-Птахом, ходила в египетские храмы… но все равно оставалась гречанкой на троне Кемета. Может, потому она старалась заручиться поддержкой Александрии, добавляя ее жителям льготы.
Александрия не Египет, в этом городе, нарочно созданном Великим Александром для власти, жила такая смесь разных народов, что иногда диву давались даже видевшие виды купцы. В Александрии можно услышать речь со всех концов земли, город много богаче и лучше организован, чем великий Рим, одна беда – за ним нет единой страны. Александрия сама по себе, остальная страна сама. Почему Пшерени-Птах не объяснил этого царице? Или объяснял, но та не хочет понять?
Подумав об этом, Протарх решил, что ему самому надо поговорить с мудрым жрецом, прежде чем тот пойдет к Клеопатре. Советник даже себе не признавался, чего же боится больше всего. А боялся он, что строптивая царица ввяжется в борьбу за власть над Римом даже без Цезаря. Это будет гибельно для Египта. И для самой Клеопатры тоже. Пшерени-Птах должен это понимать, с ним обязательно надо поговорить откровенно.
Клеопатра из тех женщин, что творят историю, такие способны на поступки, о которых остальные не могут и помыслить. Но как изменилась царица с того времени, как римлянин помог ей уничтожить Птолемея ХIII и взять власть в свои руки! Протарх ничуть не сомневался, что настоящий Птолемей XIII действительно утонул в водах Нила, Хапи, как называли его египтяне. Он знал, о чем говорила царица, упоминая кожу на копчике Арсинои, там у настоящей царевны должна быть крошечная татуировка скарабея, знал он и об одной намеренной ошибке, которую допускали жрецы, делая такую татуировку наследникам престола – у царского жука была одна лишняя лапка. Однажды он спросил Пшерени-Птаха, не могут ли подменить в Риме царицу, ведь внешне одинаковых людей немало. Тот покачал головой: