Но беда никогда не приходит одна, взявшись за какую-то семью, она норовит принести как можно больше горя. И ей все равно – смерд человек или князь.
На пристани у Подола тесно от стоящих вплотную ладей из самых разных городов и стран, но как бы ни было тесно, одно место всегда свободно. И если его кто-то попробует занять, то только по незнанию, – это место для ладей срочных гонцов. Иногда бывает и минуточка для вести важна, потому всегда стоит оседланный конь, ожидая такого гонца, чтобы отвезти на Княжеский двор.
Вот и в тот ненастный осенний день сверху по течению показалась такая ладья, видно было, что спешит из Новгорода. Ох, как не любили киевляне вот такие спешные! Чего ждать? Внук у князя родился, спешили, но не так же.
Едва ладья приткнулась к пристани, как с нее, не дожидаясь, пока кинут сходни, прыгнул гонец. Дружинники свое дело знали, уже подводили оседланного коня, ныне Княжий Каменный дворец далеко от Подола, у самой Софии стоит, показали рукой на купола, чтоб знал, куда скакать. Тот махнул рукой, мол, не впервой, птицей взлетел в седло, успев вполоборота головы крикнуть:
– Князь Владимир преставился!
Ахнули все, кто слышал. Умер старший сын князя Ярослава, его надежда и опора! Снова осиротел Новгород. Кто там теперь сядет, Изяслав Туровский? Небось болят головы у новгородских бояр… Даже киевские – и те затылки заскребли, вспомнив, что и сам князь Ярослав не вечен.
Но если киевляне больше гадали про то, каково теперь будет новгородцам, то сам князь словно на полном скаку выпал из седла.
Внезапно в 32 года умер Владимир, наследник, тот, на кого больше всего рассчитывал князь. Все, что сообщили, говорило, что никто в смерти не виновен, Господь прибрал своей волей. Хотелось крикнуть: «За что, Господи?!» С трудом сдержался, но волю к жизни утратил, теперь ему было все равно, кто будет править, кто где сядет.
По отчине в Новгород должен был сесть Изяслав, но тому совсем не хотелось покидать свой Туров, и он отправил в вольный город наместником своего малолетнего сына Мстислава. А воспитателем и наставником определил боярина Остромира. Ярослав, услышав, что внук будет в руках у мудрого давнего друга Остромира, лишь согласно кивнул:
– Пусть. Пусть как будет…
Иларион не знал, как встряхнуть князя, не помогало ничего, тот принялся твердить о скорой встрече с любимой Ингигерд и готовиться к смерти. И никакие увещевания, что это грех, не помогали. Владимир своей смертью, казалось, оборвал в Ярославе что-то такое, на чем держалась его жизнь. При князе оставался любимый им Всеволод с женой Марией. На какое-то время рождение их первенца, названного в честь деда тоже Владимиром и даже получившего такое же крестильное имя, как у Святого – Василий, оживило князя. Он с радостью держал на руках малыша, агукал с ним, тетешкал, но это был уже совсем не тот князь. Конечно, Владимир Мономах не запомнил своего деда, слишком уж был мал, но он всегда помнил то, что Ярослав для Руси сделал, а еще сколь мудрым был во второй половине своей жизни.
Зимой князь почувствовал себя очень плохо. Видно, понимая, что осталось ему недолго, позвал сыновей. Перед тем он долго беседовал с Иларионом, и тот вдруг увидел какое-то просветление в глазах у измученного болезнью и думами Ярослава. Так и было, князь обрадованно сообщил, что понял, почему бились меж собой он с братьями и почему эта участь не должна постичь его сыновей:
– Мы были одного отца, но разных матерей! У Святополка своя мать, у меня своя, у Бориса с Глебом своя… А мои кровные родичи, мать и отец едины для всех, не посмеют такую кровную связь распрей оборвать!
– Дай бог! – улыбнулся Иларион. Ему было радостно не столь то, что Ярослав нашел опору для дружбы сыновей в будущем, сколько то, что сам князь ожил и снова чего-то хотел, хотя бы видеть сыновей.
– Завещание напишу, отцовского завета не ослушаются!
Перед ним стояли пятеро сыновей, только пятеро, шестого не было на свете. Рослые, сильные, красивые… Как жаль, что Ингигерд этого не видит! Раньше они не собирались вместе, только когда мать умерла, а он вот позвал. Хотел при жизни им сказать свое слово, чтоб запомнили, чтоб послушались.
– Вот, сыновья мои, отхожу я со света сего. Храните меж собой любовь, потому что вы же братья от одних отца и матери. Если будете в любви меж собой, то Бог будет в вас, покорит вам противников, и жить будете мирно. Если же жить будете в ненависти, в распрях, живя в междоусобицах, то погибнете сами и землю отцов своих и дедов опустошите, которую они собрали трудом великим. Так пребывайте мирно, слушая брат брата.
Он оставил старшим Изяслава, остальным велел слушать его, как отца, а самому Изяславу – строго блюсти, чтобы один брат другого не обижал. Распределил уделы, посадив Святослава в Чернигов, Всеволода в Переяславль, Игоря во Владимир, а Вячеслава в Смоленск.
– Пусть не преступает брат братнего удела, – завещал Ярослав, – и не сгоняет.
Сыновья разъехались по уделам, с отцом остался только его любимец Всеволод. Предчувствуя близкую кончину, князь попросился в Вышгород, к храму Бориса и Глеба. О чем он говорил со Всеволодом? Наверное, до самого конца давал наставления, пытался передать все, что успел понять в жизни сам, научить, хотя человека не всему можно научить.
На первой неделе Великого поста 20 февраля 1054 года на 76-м году жизни князь Ярослав Владимирович умер.
Его погребли в Софийском соборе рядом с любимой женой княгиней Ириной-Ингигерд. Первое время его могила пользовалась почитанием как у святого, а самого Ярослава даже называли святым. Но таковым он все же не был признан.
И все же потомки дали свое прозвище хромому князю – Мудрый. Было за что.
Ярослав Владимирович Мудрый прожил долгую для своего века и бурную жизнь. Много натворил бед и совершил ошибок. Не нам его судить, тем более с позиций сегодняшнего дня. Но и во всем оправдывать по принципу «время было такое» тоже нельзя. И все же судить его будет Господь, а мы можем только вспомнить его дела и сказать благодарные слова.
А вспомнить есть за что.
Оглядывая мысленно Русь перед смертью, князь Ярослав с удовлетворением мог сказать, что при нем Русь сильно изменилась. И дело не только в династических браках его детей, хотя и это тоже достижение, для которого требовалось мужество.
Прежде всего Русь объединилась, вернулись оторванные от нее земли. Выросли новые города, открылись школы, церкви, переписывались и собирались книги, Русь получила записанное право, смогла облегченно вздохнуть после разгрома печенегов, не дававших никакого покоя ее южным окраинам столько лет, больше не воевала с соседями, потому что все они были связаны с князем либо родственными отношениями, либо союзами. Но главное – внутри страны не было междоусобиц. Заметно выросло население, вернулись из полона те, кто был захвачен ранее, многие и многие люди смогли спокойно вздохнуть и жить без оглядки на припрятанный меч или рогатину, потому как беда может прийти в любую минуту.