Глеб чуть растерялся:
– А Муром?
– Я останусь здесь, дань буду собирать и присылать исправно. Дружина будет при мне, плохого не допустит. Объясни князю Владимиру, что Муром не то место, которое сейчас крестить можно. Рано еще.
Глеб от такого совета почувствовал только облегчение. Он сидел в Муромской земле в тоскливом одиночестве. С детства привыкший всегда быть рядом с братом, очень тосковал по Борису. Ездил к нему из Мурома дважды, видел, что жизнь в Ростове совсем не та, что на их погосте, душой рвался к Борису и в Киев, потому долго уговаривать не пришлось. Оправдывал себя молодой князь тем, что и Борису в Ростове мало что удалось; как уехал Блуд, которого Ярослав оставил в Ростове дожидаться нового князя, так и пошел разлад. Нет, ростовчане, как и мурома, не противились, они просто не желали видеть у себя епископа Феодора. Только тот умней, сказано сидеть тихо в Суздале – сидит и никого силой не крестит. Борис часто в Киеве бывает, значит, и Глебу можно? Князь решил ехать, воевода прав, нужно же епископа обратно проводить? А там как бог даст…
Провожая в обратный путь молодого князя, Велич подумал, что тот не вернется. Если только в Киеве не случится что-нибудь такое, отчего пришлось бы уносить ноги хоть в далекий Муром. Подумал – и сам ужаснулся такой мысли. Но мысль засела глубоко в потаенном уголочке. Знать бы воеводе, насколько окажется прав, придет время, и князь Глеб вынужден будет бежать в Муром, спасая свою жизнь. Только это не поможет.
Улицы Новгорода мощены дубовыми плахами с умом, мостники головами за каждое бревно отвечают. Если какое обветшает или прохудится, его тут же вон, это лучше, чем ноги ломать на негодном. И для снега, что тает весной, и для дождевой воды свои желобки в порядке содержатся. Но сейчас улицы завалены выпавшим ночью снегом. У дворов хозяева или их холопы уже расчищают сугробы деревянными лопатами. Молодцы новгородцы, с толком хозяйствуют! Спуски к мосту расчищены, чтоб сходить или везти что было удобно. Великий мост и впрямь немал, о семнадцати устоях, за которыми тоже тщательно следят. Мост разбирали, когда Добрыня пришел новгородцев крестить, потом пришлось восстанавливать. Сделали лучше прежнего, но память осталась. Зимой можно и по льду перебираться через Волхов, многие, кому до моста идти далеко, так и делают. Натоптаны дорожки через реку, наезжены. Торговый берег низкий, да и Софийская сторона невысока, там только Детинец на горе стоит, грозит врагу, если такой найдется, своими башнями. В Детинце городская скотница – казна, которую берегут, да хоромы епископские. От бывших княжьих Ярослав отказался сразу по приезде, не глянулись ему, не легли к душе. Себе он двор поставил на Торговой стороне. Новгородцам такое решение князя понравилось, поддержали.
Ярославу терем сложили каменный, так, чтоб двор примыкал к торговой площади. По другую сторону гостевые дворы иноземных купцов приткнулись – Варяжский, Свейский, многие другие. Вроде защиту у князя ищут. А чего ее искать: торгуй по справедливости, веди себя уважительно – новгородцы не обидят. В городе любым гостям почет и уважение, если те без злого умысла приходят.
Ярославу очень полюбился этот вольный город, который и себе цену знал, и гостей принять умел тоже. Хочешь торговать честно – милости просим в Новгород. А станешь обманывать – не видать милости на новгородском торгу! Стоило один раз нарушить данное слово, и купец лишался всяческого доверия, об этом знали и потому вели дела честно.
Понравилась и забота новгородцев о своем городе, каждый конец норовил у себя церковь поставить одна другой краше. И чтоб мостки выложены были лучше, чем у соседей, и чтоб парни на кулачках крепче других дрались. Только бои эти бывали до первой крови, стоило кому губу или нос расквасить, бой останавливался.
Сначала Ярослав дивился: шла стенка на стенку, а ни одного изуродованного или калечного не было. Оказалось, и здесь твердое правило: если дознаются, чьи люди виноваты, тот конец на год лишится права в праздниках участвовать. Большего позора, чем знать, что у тебя живет такой нарушитель, для кончанских старост не было. Честь своего конца берегли пуще собственного глаза.
В общем, нравился Ярославу этот город, а он сам нравился Новгороду. Потому как был любопытен, незаносчив, крепок, хотя и хром. Эта любовь к хромому князю останется у горожан навсегда, хотя много будет у них и стычек, и даже убийств! Зато свою «Правду» Новгород тоже получит от Ярослава, только уже киевского князя.
От Святополка из Турова приехал посланник. Тайно, чтоб никто не вызнал, а потому ему пришлось долго пробиваться к князю. Не потому, что Ярослав окружил себя охраной или был недоступен, а потому, что присланный боялся выдать кто он и зачем приехал. Но все же смог поговорить с глазу на глаз, как велено.
Князь с изумлением смотрел на то, как вспарывает подшитый низ своего кафтана человек, как достает оттуда смятый свиток и почти дрожащими руками протягивает ему. Но пробежав глазами написанное, вскинул их на гонца:
– Что на словах велено передать?
– Ничего, только отдать…
– Обратно поедешь?
– Если отпустишь, завтра.
– На что ты мне? – усмехнулся Ярослав. – Езжай. Ответ твоему князю сам дам.
Когда человек вышел вон, князь присел, все еще держа свиток в руке и крепко задумавшись. Послание было от Святополка, хотя… как он может быть уверен, что от него? Вместо печати оттиск какого-то перстня, то ли туровский князь побоялся свой след оставлять, то ли это чья-то подстава. Вот именно подставы и боялся Ярослав. Недругов много, а написанное в послании странно…
Святополк напоминал, что отец немолод и часто недужен. Привечает же больше Бориса, явно собираясь назвать наследником его. Но Борис по отчине и по дедине прав не имеет. Если и держать ему Киев, так только с согласия старших братьев.
Хотя и сказано не было, а понятно, что больше всех прав имеет сам Святополк. С этим Ярослав был согласен, он старший, да и рожден гречанкой скорее от старшего брата князя Владимира Ярополка, Киев должен быть его. Но у Святополка все западные земли.
Ярослав и без этого послания понимал, что оставь отец Киев на Бориса, и Святополк потребует своего. Зачем тогда советоваться с Ярославом? Но брат предлагал другое: загодя договориться о делении Руси! Мол, его по праву Киев и те земли, что под ним сейчас. Ярославу же Новгород и все, что за ним. А Борис с Глебом пусть остаются там, где сидят, – в Ростовских и Муромских землях. Это закрепляло то положение, что уже было и вполне самого Ярослава устраивало. Он прекрасно понимал, что держать Киев, сидя в Новгороде, не получится.
Через несколько лет князь столкнется с этой проблемой и действительно будет держать и Киев, и Новгород, по полгода проводя то там, то там. Но тогда в Киеве правил отец, а сам Ярослав еще не вполне справился с вольным Новгородом.
Он понимал, что Святополк прав, но принять такое, значило пойти против воли отца, а ведь именно его волей сам Ярослав поставлен на любимый Новгород. Да, князь Владимир собирался нарушить отчину и дедину, отдавая Киев своему любимцу, далеко не старшему сыну и, если честно, далеко не самому способному этот город держать.