А рус продолжил:
– Я уже и постриг принял.
– Подожди, – замахал на него Болеслав, – где ты мог принять постриг?
Лицо парня озарила счастливая улыбка:
– Мимо проходил иеромонах афонский, он меня и постриг. Моисеем теперь зовусь.
Некоторое время король сидел молча, Моисей стоял, ожидая, когда его отпустят.
– Эльжбета знает?
– Нет, она не спрашивала.
Покои огласил хохот Болеслава, тот, схватившись за бока, смеялся с каждым мгновением все оглушительней. Чуть придя в себя, обессиленно махнул рукой:
– Ой, иди, иди, а то помру! Ой, что с тобой Эльжбета сделает, узнав, что ты теперь монах!..
Моисей поторопился покинуть королевский дворец, он понимал и не понимал веселья Болеслава. Что смешного в том, что он принял постриг даже вот так – от проходившего мимо иеромонаха?
Осознал только позже, когда вернулся домой. Сама пани Эльжбета тоже, видно, побывала у короля и новость узнала там. Вернулась такая, что слуги спешно попрятались в самые дальние норы, зная, что хозяйке на глаза лучше не попадаться.
Эльжбета приказала позвать Моисея. Тот перекрестился, прочитал короткую молитву и отправился, как сам понимал, на плаху. Чего уж хорошего ждать от взъяренной красавицы? Он был готов к смерти и только молил Господа даровать ему силы умереть достойно. Но того, что произошло, не ожидал!
– И как тебя теперь зовут?
– Моисей.
– Монах, значит?
– Монах.
– А ты меня спросил?!
– На то воля только божья, но не людская…
Эльжбета даже слушать не стала, подскочила к нему, лицо перекошено, глаза от злости белые:
– Последний раз спрашиваю: будешь со мной?! Будешь моим?
Моисей выдержал бешеный взгляд и наскок хозяйки, помотал головой:
– Ни твоим, ни чьим, господу единому принадлежу душой и телом… Ты вольна убить меня.
Та вдруг расхохоталась прямо в лицо:
– Убить, говоришь? Господу, говоришь? Душой и телом? Не-ет… тело твое вот оно, и над ним я властна! И убивать тебя я не стану, помучайся прежде! А ну, пройдитесь-ка по нему еще разочек хорошенько, чтоб понял, что боли-то еще и не видел.
У любого хозяина есть холопы, готовые в угоду с другого шкуру спустить. Схватили, связали, бросили наземь. Моисей мысленно простился с миром, но это оказались далеко не все мучения его на белом свете. Били, пока в памяти был, потом отлили холодной водой, всегда ненавидевший его лях-управитель схватил за волосы, поднял голову:
– Ну что, живой?
Еще добавили, потом еще, но ни криков, ни даже стона не дождались. Эльжбета была готова сама начать истязание строптивого раба, но вдруг сделала знак остановиться. Слуги решили, что наконец опомнилась и оставит парня в покое. Где это видано, чтоб так мучить за нежелание блудить с ней? Но оказалось не все.
– Оскопить!
– Что? – не понял даже управитель.
– Оскопить острым ножом, чтоб ни с кем более…
Моисей стал скопцом, но и это не заставило его молить о пощаде! Лежа на залитой кровью земле и глядя вслед уходившей хозяйке, он все же простонал:
– Прости ее, господи, не ведает, что творит…
Это услышал управляющий, наклонился:
– Христом прикидываешься?!
Пнул что было силы в самое больное место, плюнул и пошел вон.
Свет поблек в очах Моисея.
Сколько так пролежал, не помнил, очнулся в каморке, где один из работников прикладывал ему к пострадавшему месту какие-то примочки. Увидев, что бедолага открыл глаза, наклонился ближе:
– Живой? Слава богу, уж и не думали, что в себя придешь. Кровищи столько было, что словно вовсе без нее остался. Лежи тихо, теперь уж будешь жить, коли глаза открыл.
Болеслав при случае рассказал Предславе о странном русе, который не пожелал блудить с красоткой, предпочтя смерть. Та ахнула:
– Где он?
По описанию парня она поняла, что это тот самый отрок, что сообщил ей о гибели Бориса. Но разыскать и спасти парня уже не успела. Сначала умер Болеслав, а потом в Польше начался бунт, да такой, что пани Эльжбета не успела и скрыться, обиженных ею оказалось так много, что красавица была попросту убита. Ее рабы неожиданно получили свободу! Вместе со всеми и строптивый Моисей, стараниями друзей пришедший в себя.
Когда Предславе все же удалось разыскать следы бывшего отрока своего брата, тот уже мерил шагами дорогу до Киева, где стал монахом нового Печерского монастыря, а позже был причислен к лику святых.
Если кого одолевает блуд, можно помолиться Моисею Угрину, говорят, помогает.
А в это время на Руси одно за другим следовали свои события, иногда весьма неожиданные…
В город принесли вести одну другой странней. Причем гонцы рассказывали не князю, сидевшему, как сыч на суку, в своем Ракоме, а боярину Коснятину, от него толку больше.
Сначала примчался человек от Путши с известием, что Болеслав в Киеве, киевляне ворота открыли шире некуда, а в Десятинной короля и Святополка встречали обе княгини и все княжны. А еще, что польский король раздает княжескую сокровищницу, которую ему отдал Анастас!
Коснятина мало волновали и княжеская казна (не он собирал, не ему принадлежит) и даже горячая встреча короля и Святополка. Это хорошо, что там так все смурно, самое время Новгороду отделиться от Киева!
Честно говоря, боярину и возвращение князя было ни к чему. Он давно правил Новгородом, и князь попросту помеха. Но теперь Ярослав будет вынужден сидеть тихо и выполнять его, Коснятина, волю. Хватит, наломал дров сам, пора и умных людей послушать! Самому боярину Киев был не нужен, не платить бы туда дань да не трогали бы, так и в Новгороде жить неплохо, но он понимал, что либо Ярослав снова попробует идти на стольный град, либо Святополк на Ильмень. И непонятно, что хуже.
Но это дело будущего – успокоил себя Коснятин, пока Святополк ни на что не решится, слишком опасно для него. И Ярослав будет сидеть тихо. Бедолага этот хромой князь, с раннего детства не везет, хотя умен и крепок не в пример многим.
Даже пожалев племянника (все же отец самого Коснятина был дядей отцу Ярослава), боярин решил поговорить с неудачником.
Кажется, Ярослав даже не сразу поверил в то, что услышал:
– Киевляне не позволят Болеславу растащить казну, которую еще княгиня Ольга собирала!
Коснятин усмехнулся:
– Да ведь его встречали в Десятинной с великой честью!
– Кто? – вскинулся Ярослав.
– Анастас, обе княгини и все княжны. Говорят, хлеб-соль поднесли и быть заступником просили…