И на это был согласен Господин Великий Новгород (постепенно это гордое название станет для города привычным, но первым князем, на своей шкуре почувствовавшим настоящие ограничения новгородцев, был, пожалуй, сын Юрия Владимировича, Ростислав Юрьевич, после него этот ряд-договор с князем стал привычным).
10 мая 1138 года Ростислав Юрьевич стал новгородским князем, пробыв в таком качестве до 1 сентября 1139 года, когда ему пришлось бежать обратно к отцу, а на его место вернулся недавно еще опальный Святослав Ольгович.
Новгородцы решили воспользоваться своими правами и отныне меняли князей, как переборливая невеста женихов, ориентируясь на сильнейшего. Усилились Мономашичи – вон из Новгорода Святослава, позвать Юрия, принять его сына Ростислава, вступил на престол Всеволод Ольгович – обида на Святослава тут же забыта, грехи прощены, Ростислава – вон, а Святослава – в Новгород! Потом снова прочь Святослава, даешь Ростислава… И так надолго ни один князь после старшего сына Мономаха, Мстислава Юрьевича, долго в Новгороде не задерживался, звали, прогоняли, снова звали, снова прогоняли… И так до тех пор, пока Московский Великий князь Иван не приказал сбросить со звонницы вечевой колокол Новгорода. Но было это на несколько столетий позже…
Ростислав уехал княжить, Юрий, проводив сына, посмеялся:
– Пусть попробует на своей шкуре, что такое княжение. Легко все кажется, пока вторым за первым сидишь, пока не на твоей шее ярмо…
Старший княжич Ростислав уехал в Новгород, второй сын Китан (Андрей, позже прозванный Боголюбским) сидел во Владимире, а князь пока жил в Ростове, никуда уезжать, кажется, не собирался, чем немало раздражал ростовских бояр.
Но что одному досада, то другому – благо. Кучки, и муж, и жена, решили воспользоваться присутствием князя. Степан Иванович уловил день, когда вокруг князя Юрия толклось не слишком много народа, попросил разговора. Надо же было такому случиться, что рядом оказалась и Кучковна, да во всей своей красе. Супруги отметили долгий заинтересованный взгляд, которым князь одарил боярыню, понятно, что мужу он не понравился, а жену привел в нервное состояние.
– Ну, и чему радуешься? Эка невидаль, князь ее облапил взглядом! Да Владимирович, я слышал, ни одну смазливую бабенку не пропустит, а ты и довольна!
Конечно, Кучку душила досада, с чего это князю так смотреть на его молодую женку? Но недовольство пришлось спрятать, потому как Юрий Владимирович от княжения в Новгороде отказался и ростовские земли покидать не собирался, значит, и охранную грамоту все же просить у него. Пришлось забыть о недовольстве и идти к князю.
Конечно, отправился один. И сразу услышал вопрос:
– А чего же боярыню не привел?
– К чему, княже, я по делу…
– Ну, говори свое дело.
Настроение у Юрия было хорошим, почему бы ни воспользоваться. Степан принялся рассказывать о своих владениях, о том, как радеет за земли, как трудится не покладая рук, как также работал его отец, Иван Степанович, как хочется и детям оставить сильное хозяйство…
– Ты же такое, княже, по себе знаешь. Вижу, как о сыновьях радеешь.
Юрий слушал внимательно, пока не понимая в чем дело, кивал. Кучка, ободренный таким отношением, наконец, решился, сказал о грамоте охранной, о том, что с каждым Великим князем ту грамоту выправлял заново, что у него и от Владимира Мономаха сохранилась, упомянул о разумности и доброте Мономаха, считая, что этим польстит его сыну…
И снова Юрий слушал, словно Кучка ничего и не просил. Потом кивнул:
– Приеду в твои владения, посмотрю. Коли все так, как говоришь, дам новую грамоту.
Со вторым Степан Кучка был согласен, а вот первое ему почему-то не понравилось, почему, и сам не знал. Нутро чувствовало, что этим навлечет неприятности на весь свой род. Но назад не повернешь, сам напросился. Оставалось надеяться, что либо князь забудет, либо на киевском престоле сядет кто-то из Ольговичей и просить придется у них.
Надеяться на второе не следовало, слишком близко подошел к Великому престолу Юрий Владимирович, слишком он хваток, чтобы упустить свое. Руки-то загребущие, – мысленно ворчал Кучка, – так и норовит всю Русь под себя забрать. Боярин напрочь забыл, что совсем недавно пел похвалы Владимиру Мономаху, который, по сути, занимался тем же, только под видом замирения русских князей.
Долго еще беседовал князь с боярином, казалось, того должна бы интересовать беседа, потому как шла о ростовских землях, о том, как лучше населять их, как хлеб растить да продавать, чем еще торговать можно прибыльно… А у Кучки в голове вертелась одна мысль: приедет князь в его Кучково – и тогда конец. Почему, и сам не знал.
Юрий заметил, усмехнулся:
– Ты, Степан Иванович, точно и не рад мне? Ладно, живи спокойно, не поеду, пока сам не позовешь. Али у тебя там сокровище такое, что и показать боязно? Так я не стану смотреть, что не покажешь…
Посмеялся, но узелок на память завязал. Что-то есть у Кучки, чего не хочет на глаза казать. А любопытство вперед толкает лучше любого толкача. Теперь уже оба знали, что при первой же возможности приедет в Кучково князь Юрий Владимирович.
– Так велишь подтвердить грамоту на мои земли, Юрий Владимирович?
– Сказал же: посмотрю, как ты там хозяйничаешь, и напишу новую грамотку. Живи спокойно, никто твое Кучково отбирать не собирается, своих земель невпроворот.
Расстались не слишком довольные друг дружкой.
Так бы все и забылось, да Кучковна покоя мужу не дала. Как услышала, что приедет князь к ним в Кучково, потеряла покой и сон, ей уже не до торжища, пристала к мужу, точно банный лист к мокрой коже:
– Зови князя сам, да не одного, а с княжичем Андреем!
– Сдурела?! К чему тебе княжич?
Двенадцатилетняя Улита смотрела на отца и мачеху во все глаза, чего они не поделили? Отец всегда потакал молодой жене, выполнял все ее капризы, а та не совалась в его дела. Но теперь то ли требовала чего-то запредельного, либо все же влезла не в свое, уж очень сердился Степан Кучка на свою супругу.
Есть бабы, которым проще подчиниться, чем от них отстать. Наступила минута, когда Степан Иванович плюнул в сердцах и снова отправился к князю на двор. Вернулся довольный – Юрий Владимирович уже уехал, некого было приглашать в Кучково.
Чтобы приставучая супруга забыла свои дурацкие мысли по поводу князя и княжича, Кучке пришлось основательно опустошить кошель, закупая и закупая строптивице на торжище все, на что только глаз ни лег. Обратно везли столько, что на десяток боярынь хватило бы. Зато в Кучково снова потекла спокойная, размеренная жизнь, когда боярин вставал рано поутру и весь день крутился, стараясь ничего не упустить, за всем приглядеть, а его супруга нежилась едва не до полудня.
Князю же было не до поездок по владениям своих бояр, довольно скоро его закрутила новая свара за власть в Киеве.