И тогда он зачистил город | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Выпив из второй бутылки и вновь закурив, Колун взглянул на Пузырева. Подельник, храпя, спал мертвым сном. И Колун решился. Он взял остатки водки, открыл дверь в бункер. Зашел в бетонный подвал.

Татьяна не спала. Увидев скалящегося в похотливой улыбке бандита, отпрянула к спинке кровати:

– Что вам надо? Я хочу спать!

Колун, прикрыв дверь, прошипел:

– А я хочу тебя, крошка! И сейчас получу то, что хочу.

Татьяна вскричала:

– Не подходи ко мне, урод! Ты овладеешь мной только мертвой!

Бандит усмехнулся:

– Да что ты? Жанна д’Арк, бля, в натуре. Ни хрена ты не сделаешь и брось понты колотить. Ты обычная баба, а бабы все хотят трахаться. Только некоторые, как ты, для начала ломаются. А потом стонут от наслаждения и просят еще их отыметь. Пройденная школа. Ты девочку из себя не строй, а лучше возьми водочки хлебни. А я тебя приласкаю так, что выть от кайфа будешь.

Колунин двинулся к Татьяне.

Та, испуганно забившись в угол, насколько позволяли наручники, державшие ее на кровати, крикнула:

– Не подходи! Я не буду твоей. Никогда.

– Да что ты говоришь? Дура, я ж с тобой по-хорошему, но могу и по-плохому. Запомни, когда тебя кто-то пытается изнасиловать, никогда не сопротивляйся. Отдайся и постарайся получить кайф. Тогда все обойдется. И никто ни о чем не узнает.

– Я сказала, уйди, бандитская рожа!

– Что ж, придется по-плохому. Видит бог, я этого не хотел.

Отпив еще три глотка и поставив бутылку на пол, Колунин начал раздеваться. Оголившись, указал на свой возбужденный член:

– Глянь на него, дурочка. У твоего муженька такой же болт?

Татьяна поняла, что бандит не оставит ее в покое, и приготовилась защищать свою честь до конца. Она поджала и скрестила ноги, сжала губы, напряглась. Если бы не наручники, Таня смогла бы отбиться от насильника. Но оковы крепко держали ее на кровати.

Между тем бандит подошел к кровати. Приказал:

– Легла, как лежала, и ноги врастопырку!

– Пошел ты, мразь!

– Ну, сучка, ты сама этого захотела!

Колунин сделал шаг вперед, и Татьяна выбросила ногу вперед, стараясь попасть в промежность насильнику. Колун ждал чего-то подобного. Он перехватил ногу женщины. Поднял ее. Платье задралось, оголив черные кружевные трусики, что так возбудили бандита.

– Какая ножка! Прелесть. А трусики? Обалдеть. Знаешь, мне даже нравится, что ты сопротивляешься. Это усиливает желание.

– Отпусти!

– Ну уж нет. Я же предлагал по-хорошему, ты сделала другой выбор. Теперь расплачивайся.

Зажав ногу Татьяны под мышкой, Колун выдернул из-под Татьяны простыню. Зубами порвал ее концы, распустил на ленты. Скрутил ленты жгутом. Резко дернул женщину на себя и задрал правую ногу к дужке кровати. Начал привязывать. Татьяна отбивалась свободной рукой, что вызывало лишь смех насильника.

– Давай, давай! Бей сильней!

Закрепив левую ногу, Колун проделал то же самое с правой. Силой он не был обделен, да и Татьяна не могла эффективно сопротивляться. Через минуту она с поднятыми к дужкам и разведенными ногами, закрепленными к железной скобе, могла двигать только правой рукой. Но и ту насильник провязал к уголку постели. Бедной женщине оставалось только в бессильной ярости биться головой о подушку. Ей было стыдно, но она уже ничего не могла сделать, находясь в полной власти насильника. А тот отошел от кровати. Поднял бутылку, сделал еще несколько глотков. Закурил, блестя глазками, глядя на привязанную женщину. Затем поставил бутылку водки на пол и шагнул к кровати.

Колун долго и по-зверски насиловал Татьяну. Молодая женщина дико кричала.

Эти крики и разбудили Пузырева.

Тот открыл глаза. В комнате подельника не было, а из приоткрытой двери бункера раздавались крики. Пузырь понял, на что решился Колун. Мгновенно протрезвев, выхватив из куртки пистолет, он ворвался в бункер. Увидел картину насилия.

Подскочил к Колунину, сорвал его с Татьяны и сбросил на бетонный пол.

Колун заорал:

– Отвали, Пузырь! Я порву эту стерву!

– Ты ничего больше не сделаешь, мудак!

– Уйди! Уйди, Пузырь. А то…

Пузырев приставил ствол пистолета ко лбу подельника:

– А то что? Ну, падла, договаривай?

– Ты чего, Пузырь?

– Тебя, урода, для чего здесь оставили? Чтобы ты насиловал заложницу? Или охранял ее? Отвечай, придурок!

Колун пришел в себя:

– Вань! Бля буду! Сука сама спровоцировала меня, ноги задирала. Она сама хотела.

– Сама? То-то я смотрю, матрац в крови. Ох и пожалеешь ты об этом, Колун!

– Ты че, сдашь меня?

– Не, у тебя в натуре сорвало крышу. Чего тебя сдавать, если босс утром и так все узнает. И мне из-за тебя, пидора, достанется.

– Пузырь! Мы ж с тобой как братья. Давай я свалю, а? Ты же скажешь, что ничего не видел, ничего не слышал. Ночь же мы поровну делили. Ну я и оттрахал сучку, когда ты спал. А потом отчалил. До утра я уйду далеко.

– А за твои делишки мне ответ держать? Нет, уж, браток, каждому свое. Ты не думал, когда лез на бабу и подставлял меня? Водку, наверное, специально приволок? Чтобы меня споить? Точняк, специально. Ты еще по трезвяне решил отыметь жену Тимохина. Отымел. За что и ответишь! А ну перевернулся и руки за спину! Дернешься – пристрелю! Ты меня знаешь.

– Пузырь!

– Заткнись!

Пришлось Колуну выполнить требование подельника.

Он попросил:

– Ты хоть одеться дай! А то пол холодный.

– Яйца отморозить боишься? Не бойся. Во-первых, не отморозишь, а во-вторых, они тебе теперь вряд ли пригодятся. Лежи!

– Лежу!

Пузырев отошел к двери. Снял с гвоздя второй комплект наручников. Вернулся к Колунину, нацепил оковы на запястья.

– Вот так-то оно лучше будет!

Колун спросил:

– Че дальше делать собираешься?

– Сказал, заткнись и лежи молча.

Пузырев прошел к кровати. Ножом срезал жгуты, державшие ноги и руку Татьяны. Она вытянулась, бездумно глядя в потолок.

Пузырь потрепал заложницу за щеки:

– Эй! Красотка! Очнись. Все кончилось! Щас позвоню кому надо, приедут, помощь окажут!

Татьяна перевела взгляд на Пузыря:

– Подонки!

Пузырев вскричал:

– А кто виноват, сука? Не твой ли упертый муженек? – Он сбавил тон: – Тебе не должны были нанести вред. Но кто ж знал, что козел Колун захочет трахнуть тебя? Хорошо, что я еще вовремя проснулся. А то замучил бы он тебя до смерти!