Его рука легла на плечо Ростислава. Арцеулов повернулся: перед ним была стена.
– Пойдем! – повторил подпоручик и шагнул прямо сквозь темные выщербленные камни. Арцеулов мгновенье помедлил, затем, уже ничему не удивляясь, шагнул следом.
На миг стало темно, дыхание перехватило, но тут же легкие наполнились холодным сырым воздухом. Стена осталась позади. Вспыхнул свет: чех включил фонарик и передал его Ростиславу:
– Здесь проход. Пойдем…
Узкий коридор вел куда-то вверх. Скоро воздух стал не таким сырым, повеяло свежим ветром.
– Сейчас выйдем, брат-вояк. В городе найдешь дорогу?
– Д-да, конечно, – растерянно кивнул Арцеулов. – Постойте! Постойте подпоручик! Я…
– Не надо, – покачал головой чех. – Я ведь твой должник. Помнишь, я говорил тебе?
– Но… – Арцеулов на миг остановился, пытаясь перевести дыхание. – Почему?
– Разве люди не должны помогать друг другу? – чех тоже остановился. Арцеулов заметил, что тот улыбается. – Неужели это так важно?
– Важно!
– За тебя просила та, которая помнит и молится за тебя, Ростислав…
Арцеулов понял: чех говорит о Ксении. Дыхание вновь перехватило:
– Я… Я увижу ее?
– Мы все увидимся, брат-вояк. А пока она просила передать, чтобы ты помнил ее слова. Все сбудется: твой счет уже оплатили…
Ростислав вспомнил свой давний сон. Поезд Адмирала, утро катастрофы…
«Ты будешь жить долго, Слава… Будет трудно, но тебе помогут… Тебе поможет тот, кто уже помог однажды, хотя и желал зла. Тебе поможет тот, кому помог ты, хотя и забыл об этом. И, наконец, тебе поможет старый друг, с которым ты не надеешься увидеться».
Чех осторожно тронул его за локоть, и Арцеулов послушно пошел дальше. Да, все сбывалось. Тот, кому он помог, шел рядом. Тот, кто помог ему, лежал в свежей могиле на Донском. Его счет оплатили – Ксения, лопоухий Степа, друзья, лежавшие в русской земле от Харькова до Читы. И всем им он должен. Ему предстояло жить много лет и выплачивать этот долг. Кто-то поможет – тот, с кем он не надеется увидеться. Это будет, наверно, нескоро. Что ж, он, Арцеулов, будет жить, бороться – и ждать…
– Но все-таки, – очнувшись он вновь повернулся к чеху. – Почему вы, подпоручик? Мы же с вами никогда не виделись!
– Виделись, брат-вояк… Ну, мы пришли.
Перед ними была глухая стена, только вверху светилось маленькое окошечко, через которое струился свежий весенний воздух. Арцеулов недоуменно взглянул на своего спутника.
– Тебя смущает стена? Забудь про нее, брат-вояк! Ты же видел: это нетрудно. Шаг – и ты свободен. Прощай…
– Постойте! Вы не ответили… Где мы?.. Как?..
– А ты вспомни, Ростислав. Это тоже нетрудно…
Чех улыбнулся, в странных неживых глазах вновь вспыхнул огонек. И тут Ростислава словно ударило: зеленая шинель! Зеленая шинель, забросанная землей, почти незаметная среди молодой высокой травы…
…Рота наступала, пробиваясь к высоким берегам Камы. Только что кончился бой – тяжелый, кровавый, когда приходилось не раз и не два сходиться с красными дьяволами в штыковую. Все смертельно устали, но штабс-капитан Арцеулов торопил: надо было успеть похоронить погибших. Их шестеро: пятеро нижних чинов и пожилой унтер. Еще с Германской Ростислав соблюдал железное для солдата правило: мертвые имеют право на последний приют.
Могилы копали на опушке, там же, где только что гремел бой. Мертвые лежали, укрытые шинелями. Вскоре к ним прибавился еще один, из соседней роты, забытый товарищами.
– Посмотрите еще! – Арцеулов кивнул, и солдаты без особой охоты разошлись по округе.
– Все! Только краснопузые!
Арцеулов вновь кивнул. Антихристы его не интересовали. Пусть мертвые самые хоронят своих мертвецов!
– Господин штабс-капитан! – Ростислав оглянулся. К нему бежал один из унтер-офицеров.
– Еще один. Но не наш – чех. Давно валяется! Их тут неделю назад покрошили…
Сообщение унтера вызвало ропот. Легионеров успели невзлюбить. К тому же, все знали, что бывает за неделю с непохороненным трупом.
– Пусть валяется, союзничек! Наших, небось, не хоронят!
Все были согласны. Возиться с разложившимся телом, да еще какого-то чеха, никого не тянуло. Арцеулов бросил папиросу:
– Где он?
Легионер лежал в высокой траве. Зеленая шинель наполовину засыпана землей: рядом разорвался снаряд. От лица, от рук – от всего, по чему узнается человек, – ничего не осталось. Стоять рядом было тяжело: дыхание перехватывало…
– Да оставьте его, господин штабс-капитан! Они наших не жалуют! Да и сгнил весь – еще схватим чего…
Солдаты боязливо поглядывали на зеленое пятно шинели.
– Нет, – Арцеулов закатал рукава и, сдержав дыхание, наклонился над мертвецом. – Он человек…
Он потянул зеленое, распадавшееся под руками сукно. Кто-то подскочил, помог. Тело было тяжелым, казалось, оно уже приросло к покрытой молодой травой земле.
Через час рота ушла дальше, оставив невысокий холмик с наскоро срубленным православным крестом…
…Арцеулов открыл глаза. Он был один. Луч фонарика утыкался в камни старой, почерневшей от времени и сырости, стены. Предстояло пройти сквозь них. Правда, молодой легионер из Праги, так и не ставший поручиком, считал, что это совсем нетрудно. Не труднее, чем волочить по траве страшное мертвое тело в разорванной на клочья зеленой шинели…
На Монпарнасе цвели каштаны. Небольшое кафе, где обычно собирались беззаботные молодые художники, было почти пустым. На столике стояла позабытая бутылка «Бордо», из которой никто так и не выпил ни глотка.
– Какой ужас, Господи! – Наташа сжала виски тонкими пальцами. В глазах блеснули слезы, отчего ее лицо внезапно стало совсем как у растерянного, обиженного ребенка. – Но почему? Дядя, господин Косухин… Ничего не понимаю…
Арцеулов промолчал. Что можно ответить?
– Ничего нельзя было сделать, Ростислав? – Тэд хмурился и комкал в руках свернутую в трубку газету, недавно купленную на бульваре.
– Наверное, можно… – Ростислав говорил медленно, слова давались с трудом. – Очевидно, я где-то ошибся…
– А я ведь совсем не помню господина Косухина! – Наташа в отчаянии помотала головой. – Мне все рассказали, Ростислав Александрович! Но я не помню! Только те дни, когда он был в Париже. Тогда мне он показался таким серьезным. Я его немного боялась…
Ростислав и Валюженич переглянулись. Память не возвращалась к девушке. С Арцеуловым ее пришлось знакомить заново…
– Правда, мне снилось… – Наташа нерешительно замолчала. – Да, недавно снилось… Такой страшный сон… Будто мы с господином Косухиным идем по какому-то темному подземелью, входим в склеп, бежим по тоннелю… Дальше не помню – но потом мы почему-то стоим на каком-то заснеженном поле. Он бьет меня по лицу – а мне очень страшно…