Капитан вошел в дом, прошел в сени, оттуда в горницу. Сидевший за столом дядя Василь, или Василий Наумович, увидев Дементьева, спросил неожиданно спокойно и даже как-то осуждающе:
– Приехал? Поздновато приехал, Андрюша.
– Что значит поздновато? Почему мне не сообщили о смерти матери? Денег на телеграмму не нашлось? Из города позвонили бы. В сотовом забит мой номер, почему не сообщили, дядь Василь?
Василий Наумович встал:
– Как это не сообщили? Я сам телеграмму давал. Из Березовки. Почта-то только там и осталась. Все как положено сделал, даже заверил телеграмму в поселковой администрации, чтобы тебя быстрей отпустили, армейские законы еще не забыл. Хоть ты и офицер, а все ж решил подстраховаться. Как раз утром пятого числа, как из морга вернулся, так и отправил телеграмму.
– Пятого числа?
– Ну да! А ты что? Не получил ее?
– Нет! Когда умерла мать?
Из-за занавески вышла тетка Дементьева:
– Андрюшенька, горе-то у нас какое!
Она обняла племянника:
– Оставила нас Ольга. А тебя-то как ждала! Говорила, вот-вот должен приехать. А померла она ночью, вернее, ранним утром в понедельник. Четвертого вечером понесла ей молоко, она уже тогда чувствовала себя неважно, а Ольга лежит на кровати, рукой за сердце держится. Я к ней – что с тобой? А она – горит все внутри, Андрюша, чую, в беду попал.
Дементьев перебил тетку:
– В воскресенье, говорите, маме хуже стало?
– В воскресенье, Андрюш, в воскресенье. Я присяду, а то мочи никакой нет. Наверное, следом за Ольгой уйду.
Василий Наумович усадил жену:
– Ты мне это, прекрати разговоры дурные вести.
Тетя Шура, не обращая внимания на слова мужа, продолжила, глядя на племянника:
– Да, в воскресенье! Ну, я ей лекарства дала. Полегчало вроде Ольге. Попросила посидеть с ней. Ну я, конечно, как же оставлю? Присела на стул. А Ольга о тебе, Андрюш, вспоминать начала. О тебе и об отце твоем, Семене. Говорила, воюешь ты, а в письмах обманываешь. Семен погиб, а возле тебя смерть черная вьется. Потом вздремнула. Я в туалет отошла, а когда вернулась, Ольга хрипит. И бледная такая, как снег. Я домой, Ваське говорю – «Скорую» надо! Он на мотоцикл и в Березовку. Оттуда из сельсовета в город и позвонил. «Скорая» где-то через час приехала. По нашим меркам быстро. Врачиха молодая была, но, видно, грамотная. Осмотрела Ольгу и тут же приказала на носилки и в машину!
– И ничего не сделала?
– Сделала. Два укола, пульс все мерила, сердце слушала. Но быстро. Принесли носилки. Ольгу в машину отнесли, и «Скорая» уехала. Я спросила, куда, в какую больницу сестру повезут. Врачиха, как ее, Екатерина Владимировна, ответила, что в кардиологический диспансер. «Скорая» уехала, а в шесть часов Василь поехал в этот диспансер. Вернувшись, сказал, не довезли Ольгу…
Тетя Шура заплакала:
– Умерла в дороге. В четыре утра.
Дементьев взглянул на тетку:
– Во сколько?
– В четыре часа, 5 июня, Андрюш!
Андрей проговорил:
– В 4 часа! Тогда, когда мы…
– Что ты сказал?
– Нет, ничего! Какой диагноз?
– В справке написано – обширный инфаркт.
Продолжил Василий Наумович:
– Я в морге был, Андрюх. Договорились, что днем подвезу одежду, гроб, ну, сам понимаешь, надо было уже о похоронах думать. Сюда заскочил, чтобы новость страшную сообщить, деньги взять, и обратно в город поехал. Вечером привезли твою мать сюда. Ну а в среду похоронили на деревенском погосте. Она просила, если что, чтобы рядом с Семеном положить, но отца-то твоего похоронили в Ташкенте, при части, откуда его в Афганистан отправили. Туда мы Ольгу перевезти не могли. И страна уже другая, да и деньгами не богаты. Похоронили здесь. Думаю, если там, – он указал рукой на потолок, – существует загробная жизнь, они все одно встретятся. А нет, то где ни клади, какая разница?
Андрей спросил:
– Значит, мама умерла, когда ее везли в больницу, по дороге?
– Да!
– А врач что, представилась?
– Нет вроде! Нет, точно нет! Не до этого было.
– Откуда тогда знаете ее имя?
– Так она, когда из дома выходила, карточку выронила. Сейчас!
Василий Наумович прошел к комоду, покопался в шкатулке:
– Вот эта карточка.
Он передал Андрею визитку, на которой было указано:
«Листенева
Екатерина Владимировна.
Врач».
И ниже мобильный номер.
– Ясно!
Дементьев положил визитку в карман рубашки.
Повернулся к стоявшему у порога брату:
– Ты, Сань, сходи к нашему дому! Там на скамейке коробка, пакеты. Принеси все сюда!
– Какой разговор? Одна нога здесь, другая там.
Из смежной комнаты появилась заспанная молодая женщина в коротком халатике:
– О! Андрей?! А я думала, с кем это моя родня гуторит? Здравствуй, Андрюша!
– Привет!
– Прими мои соболезнования!
– Спасибо!
Александр вышел в сени, Василий Наумович взглянул на сноху:
– Ты бы прелести свои прикрыла?! Короче халата не нашла? Не стыдно в таком-то виде да при чужом мужике?
– Это кто чужой? Андрей? Так он родственник. И потом, папа, вы бы не меня, а своего сына стыдили. Неделю не просыхает. Я, как женщина порядочная, вечерами дома сижу, а не болтаюсь незнамо где и с кем, в отличие от муженька. Не всякая стерпит такой жизни… семейной!
– Уйди, Вер, не до тебя!
– А чего не до меня? Я тоже с Андреем поговорить хочу.
Дементьев взглянул на жену брата:
– Мы поговорим, Вера, но не сейчас. Так что, пожалуйста, оставь нас! И не обижайся! Пойми мое состояние.
Вера подошла к свекру:
– Вот как, папа, надо с женщиной обращаться. Вежливо, с уважением. А вы – уйди, не до тебя!
Она повернулась к Андрею:
– Я не обижаюсь. Схожу во двор и в комнату. Не буду вам мешать.
Проводив сноху взглядом, Василий Наумович проговорил:
– Вот тоже занозу привел в дом сынок. Хотя разве нормальная за него замуж пойдет? Каков сам, такая и жена, глаза б мои их не видели.
Тетя Шура сказала:
– Ну что ты окрысился на них? Живут и пусть живут!
– Так если бы, Шура, жили, а то ведь создали не семью, а не пойми что. Один пьет, другая целыми днями дома сиднем сидит. Нагулялась вволю, пока ее наш недоумок не подобрал, теперь косоротится, строит из себя цацу! Еще неизвестно, что будет, когда вернется ее последний хахаль, Дамир. Но, думаю, она к нему уйдет. У того жизнь разгульная, бесшабашная. Да оно и к лучшему! Пусть проваливает.