Исмаил-Хан сделал паузу, а сердце Туркина вдруг сжалось от предчувствия беды. Наконец террорист тихо проговорил:
— Так! Вижу, господин Туркин, по-хорошему у нас договориться не получается. Вы решили поиграть со мной. У вас заблокированы счета? Плановая проверка? Но ваша беда в том, что меня подобные проблемы не интересуют. Мне плевать, что у вас там за дела в Москве. У меня ваша дочь, а вы пытаетесь затянуть время переговоров какими-то баснями. Это плохо. Очень плохо. По-моему, вы не понимаете, не осознаете всю серьезность положения. Что ж, я постараюсь заострить на этом внимание. Ждите завтра вечером до 22:30 послания от меня. Думаю, получив его, вы заговорите по-другому. А пока я ужесточу режим содержания вашей дочери — переведу ее в яму и ограничу питание. У меня все! До связи, господин Туркин. Признаюсь, вы разочаровали меня, что бесследно не пройдет.
Туркин крикнул в трубку:
— Но я действительно сейчас…
Услышал в ответ длинные, отрывистые гудки, а затем постоянный сигнал отключения канала спутниковой связи. Бросил трубку на стол.
Чертов моджахед! Ну неужели трудно немного подождать? Каких-то три недели? Нет, обезьяна давит! Разочаровал я, видите ли, его. Он, мразь, похитил мою дочь, а я же его еще разочаровал. Добраться бы до тебя, Исмаил-Хан, посмотрел бы тогда, как стал бы ты корчить из себя повелителя судеб. Но… не добраться. Не посмотреть. Скотина! Посадит Валюшу в яму, на хлеб и воду. Но почему? Почему уперся? Ведь я же проценты предложил. Взял бы и заломил пени, процента три в сутки. Нет! Я не понял, не осознал всей серьезности ситуации. Тварь, мразь душманская. Не добили вас наши в свое время. А следовало бы сровнять с землей этот вонючий Афганистан! Сколько он после войны бед нам принес. Ведь это оттуда прет в Россию наркота. Хотя о чем это я? При чем здесь наркота? Валюше угрожает смертельная опасность, а я родной отец, который в состоянии скупить этот Афган вместе со всеми его душманами, не могу спасти единственную дочь. Что делать? Что же все-таки делать?
Обхватив голову руками, Туркин погрузился в тяжелые думы. Ему нужен был выход, и он судорожно пытался найти его. Судорожно и… бесполезно. Пока, по крайней мере, бесполезно.
* * *
Афганистан. Крепость Хандар.
Место нахождения Исмаил-Хана, 10:05 местного времени.
Отключив спутниковый телефон, главарь крупной террористической банды срочно вызвал к себе коменданта крепости Назима Натанджара. Явившись, тот сказал:
— Слушаю тебя, саиб!
Исмаил-Хан приказал:
— Готовь у стены дома место казни одного из заложников. Обеспечь оператора и вызови из Андената Мохаммеда.
Комендант удивленно взглянул на начальника:
— Ты решил казнить одного из русских?
Исмаил-Хан повысил голос:
— Ты что-то плохо понял, Натанджар?
— Нет! Но ничто не предвещало казни. А! Догадываюсь, отец женщины отказался платить названную сумму?
— Нет! Он решил поиграть со мной! Эти неверные, грязные свиньи, совершенно потеряли чувство страха, почувствовав себя на родине хозяевами всего и вся. Купаясь в роскоши и разврате, они утеряли способность реально оценивать угрозы. Поэтому развели вокруг себя полнейший бардак. Но ничего. Мы напомним им, что значит игнорировать наши требования. Туркин, видишь ли, не может немедленно перевести деньги на мои счета. У него внезапная, но плановая проверка его компаний. Лжет Туркин! Алчность его душит. И дочь хочет вернуть, и с деньгами расстаться не может. Но придется. Я не только убью одного из заложников, но и повышу сумму выкупа вдвое! Так что иди, Назим, готовь казнь.
Комендант спросил:
— Людей собирать будем? Казнь проведем публичную?
Исмаил-Хан отрицательно покачал головой:
— Нет! Не своих показываем, так что публичность ни к чему. Охрану не убирай, пусть воины смотрят, как неверному будут отрезать башку, остальных, кроме оператора, начальника охраны и Мохаммеда, не оповещай!
— Извините, саиб! Вы не сказали, кого из троицы намереваетесь казнить?
Главарь банды ответил:
— Руководителя съемочной группы, трусливого режиссера. Как его, Сергинского?
— Да, фамилия старшего русских Сергинский.
— Вот ему и отрежем голову, а то он у нас от страха скоро сам подохнет.
— Понял. Еще вопрос: Мохаммеду быть в готовности убыть в Пакистан?
— Да! Задачу я ему поставлю сразу после казни.
— И еще, саиб! Во сколько проведем казнь?
— Как только ты все обеспечишь. Поэтому прекрати задавать вопросы и иди, работай!
Комендант поклонился:
— Слушаюсь, саиб!
Натанджар, покинув главный дом, выслал посыльного в кишлак Анденат, приказал доставить к нему видеооператора Маруха. К Натанджару подошел начальник охраны крепости, спросил коменданта:
— Что за беготня вокруг, Назим?
Натанджар сплюнул на пыльные камни:
— Видно, что-то не получилось у саиба в переговорах с отцом захваченной русской женщины. Исмаил-Хан пришел в ярость и приказал казнить одного из заложников, а именно руководителя съемочной группы неверных.
Маруз удивился не меньше, чем ранее сам комендант:
— Вот как? Да! Видимо, сильно задел хозяина нефтяной магнат. Значит, суета означает подготовку казни?
— Да!
— Публичной?
— Нет! Как я понял, Исмаил-Хан желает казнить журналиста без шума, для того, чтобы кадры казни выслать отцу женщины-заложницы.
— Абу что, вызвал Мохаммеда?
— Да, посыльный уже отправился за ним!
— Тогда ты, скорей всего, прав! Мохаммеда саиб использует по связям с Пакистаном. Но кто бы мог подумать, что обстановка так резко изменится? И не торопится ли Исмаил-Хан? Если похищение усилиями того же Туркина еще могли замять в России, отдав решение этой проблемы нефтемагнату, то казнь российского журналиста наверняка вызовет весьма негативную реакцию у спецслужб России. Последствия этой реакции могут быть непредсказуемыми. Русские оклемались на Кавказе и там сейчас громят формирования боевиков налево и направо. Их руководство заявляет, что готово бороться с терроризмом не только на территории России, еще угрожает нанесением ракетных ударов по лагерям подготовки наемников, в какой бы стране те ни находились. Как бы нам, Назим, вновь не увидеть в Афганистане русский спецназ. Признаюсь, у меня нет особого желания встречаться с ним.
— А у кого это желание есть? Но приказ хозяина мы выполнить должны? Должны! И потом, пока жива Туркина, что бы Абу ни делал с ее коллегами, русские спецслужбы вряд ли вмешаются в наши дела. Деньги нефтемагната не дадут. Отец журналистки не позволит подвергать риску жизнь своей дочери.
Маруз, соглашаясь, кивнул: