— Подумать надо! И все вновь просчитать. Мастер все же ты, Крым, подкидывать вводные. Представляю, что будет с боевой группировкой, если тебя определят в заместители генерала. А уж если займешь место генерала, тогда вообще…
— Что вообще?
— Вилы тогда будут! Но ладно, ладно, шучу я, тебя генералом не назначат, да и Потапов на пенсию не собирается.
— Все сказал?
— Все! А сейчас мне надо обмозговать твое предложение, признаюсь, весьма привлекательное с первого взгляда, и предупредить Соловьева о времени начала акции. И поговорить еще у нас с тобой до утра времени навалом.
— Ну давай, думай, мыслитель. А я пока понаблюдаю за местностью.
— Хоп! Наблюдай!
Тимохин, оставив Крымова на своей позиции, отполз вниз по склону, где на камнях расстелил схему крепости. Задумался, покусывая карандаш.
Вскоре командир группы спецназа «Орион» вернулся к полковнику Крымову. Спросил:
— Ну и что там внизу?
— Ничего, все спокойно! А ты чего надумал?
— Согласен привлечь к освобождению заложников твоего проводника. Только ты, Крым, лично его проинструктируй, никакой самодеятельности. Без команды огня не открывать. Кстати, у него есть станция, настроенная на нашу частоту?
— Есть!
— Хорошо. Короче, проинструктируй Сакара, а то, увидев бандитов, начнет без приказа палить из РПК, чтобы удовлетворить жажду своей мести.
— Ладно, проинструктирую, хотя в этом нет никакой необходимости.
* * *
В 22:00 очередная смена из шести караульных и разводящего вышла из помещения казармы. Разводящий прошел с караульными до ворот, дальше последние пошли на посты самостоятельно. Чуть позже еще один душман занял пост на входе в крепость. Ворота по-прежнему оставались открытыми. Дождавшись бандитов, вернувшихся с постов в караулку, Крымов сказал Тимохину:
— Теперь можешь довести время акции до Соловьева.
Александр вызвал командира второй группы:
— Мираж! Ответь Ориону!
— Мираж на связи!
— Начинаем в 5:00 с действий твоих подчиненных по снятию постов. Все-таки попробуем провести акцию «тихо».
— В бункере двое духов плюс комендант крепости!
— Я знаю!
— Пулеметчик твой?
— Мой!
— Хорошо, а то мне не совсем удобно с перевала достать его!
— Он на мне, Мираж. До 4:00 продолжение пассивного наблюдения. В 4:20 подразделению полная боевая готовность!
— Принял!
— Да, у меня гости! Крым с проводником-афганцем.
Соловьев удивился:
— Откуда здесь взялся полковник?
— Пришел! Ты передай своим, чтобы нашего духа не завалил. Он будет работать по пулеметчику и в дальнейшем находиться на огневой точке.
— Принял!
— У меня все! Следующий сеанс связи в 4:55.
Тимохин отключил станцию. Повернулся к Крымову:
— Ну вот пока все! Ты шел бы тоже отдохнул!
— Да, вопрос где?
— На склоне места много. Да вон хотя бы в канаве, что ниже и справа от нас. По-моему, место ничего!
— Сойдет. Разбудишь меня в 4:30.
— Непременно, Вадим Петрович! Об этом не беспокойтесь.
Начальник отдела спецмероприятий Главного управления по борьбе с терроризмом устроился на отдых в канаве. Тимохин продолжил наблюдение, ожидая, когда его в 23:00 сменит Гарин. Того в два часа должен был сменить Шепель.
* * *
В подвале бункера этой ночью не спали. Валентина не ожидала, что вернут Сергинского. Но тот около семи часов спустился в камеру по веревочной лестнице. С опаской взглянул на Туркину. Та отвернулась от руководителя съемочной группы. Сергинский присел на корточки у противоположной от женщины стены. Ему выдали сигареты, и он закурил. В восемь часов в проем заглянул комендант крепости:
— Госпожа Туркина, сегодня для вас приготовлен прекрасный ужин. Мясо, зелень, вино, фрукты. Когда прикажете подать кушанья и напитки?
Валентина, не поднимая головы, ответила:
— Своего лизоблюда Сергинского кормите. Он выслужил у вас это право.
Натанджар сказал:
— Мы позаботимся о вашем коллеге, но особый ужин сегодня приготовлен только для вас.
— И с чего бы это, господин бандит?
— Приказ Исмаил-Хана!
— Пошел ты к чертовой матери со своим Исмаил-Ханом и с праздничным ужином. Я ничего есть не буду!
— Как грубо! Женщины подобным образом не должны разговаривать с мужчинами. Вы плохо воспитаны, даже для европейки. А насчет отказа принять пищу и вино? Что ж! Не хотите, упрашивать не стану. Спокойно ночи, госпожа Туркина!
Валентина не ответила.
Натанджар обратился к Сергинскому:
— Тебе сейчас спустят твой ужин!
Руководитель съемочной группы залепетал:
— Спасибо, господин Натанджар, но я не хочу. Плотно пообедал. Вот от воды не отказался бы.
— Хорошо, тебе спустят воду! Спокойной ночи, господин Сергинский.
— Спокойной, господин Натанджар!
Комендант отошел от люка. Тут же один из охранников спустил на веревке кувшин с родниковой водой. Сергинский, взяв кувшин, поблагодарил и охранника.
Валентина резко повернулась к бывшему коллеге. Так резко, что Сергинский вздрогнул:
— Ну что, скотина, вымолил у бандитов жизнь? Обменял на жизнь Володьки?
Сергинский выкрикнул:
— Да! Вымолил, вымолил. Только не тебе судить меня. Сама сидишь, зная, что тебя не тронут, ждешь, пока папа выплатит выкуп. А меня кто выкупит? Кто меня защитит? А я подыхать не хочу, слышишь ты, правильная? Не желаю я подыхать здесь. Из-за тебя, из-за денег твоего папочки! Не хочу, как Дольский! Лучше в рабство, в банду этого Исмаил-Хана. Но жить!
— Ты подонок, Сергинский!
— Я подонок? По-твоему, я должен был лечь рядом с Дольским? Тогда в твоих глазах я был бы, как и он, героем! Только кому нужен такой героизм?
— Он же тебе жизнь спас!
— Вот только не надо этого, Валентина, не надо! Дольский заупрямился, и его казнили!
— А ты, после всего, что они сделали, готов им прислуживать?
— Да! Готов! Потому что жить хочу! Поняла? Хотя тебе этого не понять. Конечно, когда знаешь, что папа вытащит, других осуждать легко, легко выставлять себя этакой Жанной д’Арк, не сломившейся, не подчинившейся бандитам, сохранившей честь и достоинство. Легко! Когда за тобой стоят деньги отца. Ты вообще лучше молчала бы. Только из-за денег твоего папаши мы попали к Исмаил-Хану. И не из-за меня, а из-за тебя погиб Вовка Дольский. Или, может, уважаемый Борис Анатольевич расщедрится и за меня тоже заплатит выкуп? Или ты откажешься без меня возвращаться домой? Черта с два! Ты-то уйдешь отсюда, а мне оставаться. Так что заткнись и не строй из себя героиню, каковой не являешься!