Серегин спросил:
– Почему на две недели?
Фарух закричал в микрофон:
– А потому, господин Серегин, что если в течение этих двух недель вы не изыщите возможность заплатить за своих людей и судно теперь уже двадцать миллионов долларов, я уничтожу и команду и сухогруз. И никакого торга. Ищите деньги, а не причины невозможности их найти! И помните, у вас две недели. Четырнадцать суток, 29-го числа я вновь свяжусь с вами. И если не будете готовы перегнать названную сумму на мои счета, то утром 30 мая я прилюдно затоплю судно вместе с экипажем. У меня все! До связи 29 мая!
Главарь банды отключил станцию. Взглянул на американца.
А тот медленно хлопал в ладоши:
– Браво, Фарух! Ты отлично сыграл роль. Двух недель нам хватит, чтобы провести собственные мероприятия в Джаббе!
– Если русские не решатся силой освободить заложников.
– Это им не удастся при всем желании!
– Как недавно не удалось твоим землякам установить контроль над Сумарди!
– Ты прав, как не удалось нашему экспедиционному корпусу взять под контроль Сумарди.
– Вот только, Стин, русские, не американцы!
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что сказал!
На борт катера спустился секретарь Фаруха. Доложил:
– Ваше приказание выполнено, хозяин! Я сделал снимки.
– Теперь их надо переправить в Россию!
– Это не проблема! Из Могабера.
– Вот и займешься этим по возвращении домой! После того, как я поговорю с русским капитаном. Он должен увидеть и снимки, и трупы до отправки в пароходство!
– Слушаюсь!
Катер с бандитами и Сиадом отошел от российского сухогруза и направился к причалу порта города Байдабо.
Вторник, 15 мая.
Выйдя из порта Байдабо в 13.00, Данур вел свой катер в миле от берега.
Около двух часов пополудни радиостанция Хуссейна приняла сигнал вызова. Он ответил:
– Слушаю!
– Это Сиад, господин Данур!
Голос секретаря звучал взволнованно.
– Я понял, что это ты, Сиад! Уверен, что тебя никто не слышит?
– Да, уверен!
– А чем ты так взволнован?
– Здесь, в Байдабо, случилось страшное!
– Конкретней!
– Стин заставил Фаруха убить одного из заложников, а также трех человек группировки.
Данур изумленно переспросил:
– Что? Как это заставил?
– В общем, американец потребовал у хозяина, чтобы тот затянул переговоры с русскими по освобождению сухогруза и команды. Выиграл время, необходимое янки для свержения законного правительства Джаббы. Стин предложил убить заложника и одного охранника. Обещал хозяину по тридцать тысяч долларов за каждого. Тот нехотя, но согласился. На судно отправил вашего заместителя.
– Так это Фени убил и русского и часового?
– Да! Он убил еще и начальника караула. А Фарух, прибыв на сухогруз, застрелил Фени. Меня заставили фотографировать место бойни. Пока я это делал, Фарух с американцем находились на катере. Они связывались с пароходством. Мне приказано переправить в Россию сделанные снимки. Фарух скорей всего обвинит команду в том, что несколько ее членов пытались бежать с сухогруза. По крайней мере, об этом говорил Стин.
Данур проговорил:
– Американец спланировал провокацию. А Фарух, используя Фени, претворил замысел бандитов в жизнь. Скажи, Сиад, а переговоры хозяина с руководством пароходства ты не слышал?
– Нет!
– Ясно! Будь осторожен. До моего возвращения связь прекращаем, если не произойдет еще что-нибудь, меняющее общую обстановку.
– А если произойдет?
– Тогда вызывай меня в любое время. Но в Джаббе я долго не задержусь.
– Понял!
– Тогда конец связи!
– Конец!
Отключив станцию, Данур ударил рукой по штурвалу:
– Подонки! Особенно Стин. Каков мерзавец. Не пора ли избавиться от него? Но это решать Центру. Сейчас главное – сформировать группу. Свою группу, способную разрушить планы и американцев, и наркоторговцев, и лично ублюдка Фаруха. И в этом должен помочь Зулус.
Впереди показался маяк, ориентир, определенный Зулусом. Агент российской разведки посмотрел на часы. 16.30. Марко Райдоза должен быть находиться где-то рядом. И Данур увидел катер друга. Через десять минут судна встретились. Зулус показал Дануру, чтобы тот следовал за ним. В 17.00 они, как ни в чем не бывало, прошли рядом со сторожевым кораблем пограничников Джаббы и в 17.20 пришвартовались к пирсу старой набережной городка Гуладуз. Уже на берегу друзья обнялись.
Райдоза, похлопывая товарища по спине, сказал:
– Признаться, я уже и не надеялся тебя увидеть.
– Почему?
– Ты после роспуска отряда так неожиданно свалил из Марокко, что я подумал, наш доблестный Данур решил навсегда завязать с работой и исчезнуть из поля зрения спецслужб. А ты, оказывается, находился совсем рядом.
Данур объяснил:
– Я вынужден был покинуть Марокко по приказу Центра. И именно так, как это сделал, неожиданно для всех остальных. Отряд задачу выполнил, и Москва решила не подвергать опасности остальных бойцов.
– Но, похоже, сейчас Москва вспомнила о нас? Вряд ли ты, внедренный в банду кровавого Фаруха, узнав обо мне, пошел бы на встречу без санкций начальства.
Данур улыбнулся:
– Ты прав, но давай поговорим об этом дома. Честно говоря, я проголодался.
– Пошли в мою хижину, там все готово к твоему приему!
– Пойдем, но дорогу я определю сам. Вдруг еще когда понадобится и без твоего приглашения?
– А чего тут определять. Кедр на набережной один! И дом, выкрашенный в ядовито-желтый цвет, тоже один.
– Уже вижу! Не пойму, неужели требуются большие затраты, чтобы перекрасить его? Уж очень он отличается от других зданий!
– Да затраты пустяки, руки не доходят!
– Чем же ты занимаешься?
– Об этом тоже дома.
В 18.10 друзья вошли в жилище Марко Райдозы, в прошлом тоже выпускника советского училища, кадрового офицера-диверсанта. Внутри дом выглядел совершенно иначе, чем снаружи. Он имел четыре комнаты, кухню, душевую, туалет. Был отделан самыми современными материалами, заставлен красивой и дорогой мебелью в европейском стиле. В гостиной – большой телевизор, в кабинете – набор всевозможной аппаратуры последнего поколения. На полу – дорогие ковры, на окнах – портьеры. Мощные кондиционеры в окнах, выходящих во внутренний двор, огороженный высоким забором из густого кустарника. В двух спальных комнатах – изящные гарнитуры.