И тут перед его глазами встало лицо Феди Княжко. Его пошлют на фронт — в составе легендарного 305-го. Или еще какого-нибудь легендарного. И тогда у него не будет желания нарушать приказы. У него уже не будет никаких желаний…
Матовые темные глаза Гольдина взглянули прямо на Степана, он встретил этот взгляд спокойно — уже привык. Значит, во имя революции он должен не только отдать жизнь — на фронте или потом — под ударами прикладов в застенке. Он еще должен сотрудничать с этими, которых вроде бы и не бывает! И, очевидно, для полной победы, должен стать одним из них! Нет, этого не может требовать от него партия! Революцию делают живые ради живых!
…Дверь в кабинет отворилась. Вошел все тот же — со шрамом, неся в руке сложенную вдвое бумагу. Косухин понял, что развязка близится. Он присел на стул, рука скользнула к голенищу унта…
Гольдин взял бумагу, развернул, и через минуту его глаза удивленно взглянули на Степу. Косухин понял — у него осталось две-три секунды, прежде чем тот, кого похоронили в марте 19-го, отдаст приказ…
Серебряный стилет был уже в руке, и Степа вновь почувствовал его неожиданную тяжесть. Тот, со шрамом, стоял совсем рядом. Косухин прыгнул, сбил его с ног подсечкой и через мгновение был возле стола. Мертвые глаза «товарища Сергея» все еще глядели удивленно, желтые руки дернулись, но Косухин что есть силы толкнул стол от себя, прямо на Гольдина. Стол поддался неожиданно легко, прижав того к стене. Правой рукой, державшей стилет, Косухин полоснул по проводам телефонов. Они не поддались, и Степа попросту выдернул их из розетки. Еще миг — и удостоверение уже в кармане шубы. Тип со шрамом вставал, в руке тускло блестела сталь нагана. Косухин толкнул его еще раз и бросился к двери. Пришла мысль о караульных с мосинскими трехлинейками, но рассуждать было поздно. Дверь отворилась. Степа бросился вперед, туда, где окно. За спиной послышался характерный звук — охрана вскидывала винтовки, но еще пара секунд у Косухина была в запасе. Окно в конце коридора, он может успеть до первого выстрела…
Слева послышался странный звук. Степа, скосив на бегу глаза, увидел, как в стене отворяется дверца. Из кабины, точно такой же, в которой привезли его самого, выходил какой-то косоглазый в черном полушубке. Решение пришло внезапно. Косухин, резко повернувшись, рубанул бхота ребром ладони по горлу и успел вскочить в кабину за полсекунды до того, как стальные дверцы захлопнулись. Ударил выстрел, другой — но пули скользнули по металлу.
В кабине было светло и пусто. На какое-то мгновение появилось ощущение покоя и безопасности. На стене было несколько кнопок, одна под другой. Косухин уже протянул руку, чтобы нажать нижнюю, но тут же сообразил, что внизу его уже ждут. Значит… Кнопки казались совершенно одинаковыми, но о дна была чуть более затертой, ее явно нажимали чаще. Степа услышал еще один выстрел, уже совсем рядом, за стальной дверью, и, нажав кнопку, с удовлетворением почувствовав, как кабина мягко тронулась с места.
Все происходящее никак не укладывалось в первоначальный замысел — Степу раскусили слишком рано. Оставалось искать выход, и, заодно, по возможности, увидеть еще кое-что. Его послали узнать — что ж, он попытается…
…Кабина остановилась, двери разъехались, и Косухин выскочил в темный коридор. Здесь было не так холодно, и Степа понял, что находится под землей. Редкие лампы освещали длинный пустой проход, который шел, похоже, в сторону монастырского двора, проходя под ним, и вел куда-то дальше, откуда доносился негромкий гул. Степа обернулся — сзади тупик. Особого выбора, в общем, не было. Можно было попытаться вновь вызвать кабину и поехать на другой этаж, но там могла ждать охрана. К тому же Степе стало интересно. Если те, кто работают здесь, чаще всего бывают на этом этаже, значит, самое важное должно находиться тут. Косухин оглянулся, расстегнул шубу, пристроил стилет за ремнем, перетягивавшим гимнастерку, и пошел вперед, туда, где слышался гул.
Стены были голые, каменные, без следа штукатурки. По всему заметно, что работы на этом этаже еще идут, и то, что он видит — лишь черновой набросок того, что здесь намечается. Дверей ни слева, ни справа не было. Мелькнуло темное отверстие. Степа заглянул туда и понял, что перед ним грубо вырубленное в скале помещение, еще незаконченное, без двери и освещения.
Гул постепенно усиливался. Впереди, где кончался коридор, мелькнул синий отблеск. Вначале Косухину показалось, что это светит фонарь, но уже через некоторое время он понял, что ошибся — синий свет, заливавший коридор, шел откуда-то снаружи, из чего то большого, находившегося дальше. Косухин ускорил шаги. Он почти бежал, отмечая то слева, то справа такие же вырубленные в скале, но еще не оборудованные комнаты. Синий свет был уже близко, гудение стало мощным, басовитым, справа мелькнула дверь, на этот раз настоящая, перед дверью кто-то стоял. Но рассуждать некогда — переливающаяся пульсирующая синева была уже совсем рядом. Коридор расступился, и Степа оказался на большой ровной площадке.
Первое, что он увидел, — это огромный зал, вырубленный в скале. Зал был многоугольным, в него вело несколько высоких арок, под одной из которых Степа и находился. Впрочем, если зал и был чем-нибудь интересен сам по себе, то лишь размерами. Он был пуст, каменные стены казались удручающе голыми, лишь возле арок имелись следы каких-то каменных изображений. Впрочем, теперь их невозможно было распознать — они оказались стесанными до основания и даже грубо закрашенными черным.
В общем, в самом зале смотреть было почти ни на что. Зато посередине, там, где площадка заканчивалась ровным круглым провалом, находилось то, что заставило Косухина затаить дыхание. Синий свет, точнее темно-голубой, с еле заметными зеленоватыми отливами, шел отсюда. Там, где начинался провал, в центре зала, из-под земли поднималась ввысь огромная светящаяся колонна. Она была громадной — не менее сорока саженей в диаметре, густой и, казалось, неподвижной. Но это было лишь первое мимолетнее впечатление. На самом деле синий свет шел мощным густым потоком, еле заметно вибрируя, колеблясь и распространяя вокруг себя легкое свечение, напоминающее радугу. Голубая колонна исчезала где-то вверху. Присмотревшись, Косухин заметил что-то, напоминающее огромный колпак, грубо склепанный из светлого металла. Из-под земли шел ровный гул, воздух был свеж и чист, и Степе показалось, что он чувствует резкий, но приятный запах. Запах был странным и непривычным, и Степа вдруг подумал, что так могут пахнуть камни…
Косухин стоял, не в силах оторвать глаз от голубой колонны, провожая взглядом бесконечные волны холодного огня, вырывающегося из недр и исчезающего в высоте. Значит, именно это монах называл кровью окаменевшей ведьмы! Нет, это никак не походило на кровь. Голубой свет был холоден и чист, в нем чувствовалось что-то далекое, чуждое, не связанное ни с людьми, ни с их нелепыми легендами…
Постепенно глаза стали различать некоторые подробности. Вдали, на другом конце зала, стояла огромная решетчатая конструкция, немного напоминавшая то, что Степа видел на Челкеле. Похоже, ее только начинали монтировать. Косухин решил, что ее собираются пододвинуть вплотную к идущему из-под земли свету, соединив каменную поверхность пола с почти неразличимым отсюда колпаком из светлого металла. Голубой свет как бы пытались загнать в ловушку, и эта мысль показалась Степе почему-то неприятной, чуть ли не кощунственной…