Послышался негромкий смех — смеялся старик. Степа и Арцеулов внезапно сообразили, что он понимает по-русски.
— Дедушка, — негромко, все еще боясь говорить в полный голос, начал Косухин. — Ты эта… чего? То есть, кто?
Старик что-то сказал, но слова были совершенно непонятны.
— На каком это он? — переспросил Степа на всякий случай. — На китайском?
— Я не знаю китайского, — усмехнулся Арцеулов. — Да и на китайца он не похож…
Действительно, лицо старика ничуть не походило на раскосые физиономии солдат генерала Мо. Оно было необычным. Годы наложили свой след — на лбу и под глазами легли глубокие морщины, непогода и солнце покрыли лицо темным, коричневым загаром, но было заметно, что в молодости этот человек был красив.
«Нет, не русский, конечно, — подумал Арцеулов. — Может, таджик? Или перо?»
Воображение Степы не шло дальше татарина, но на татарина этот человек совсем не походил.
— Мы не понимаем, дедушка, — заметил Степа, выслушав новую фразу, обращенную, несомненно, к ним.
Старик взглянул на него, как показалось, с явным сочувствием, словно на больного, затем вздохнул и достал откуда-то из-под одежды большую круглую чашу. Холодно блеснул металл — чаша была серебряной, по бокам и днищу тянулись изображения двух драконов с перепончатыми крыльями. Затем откуда-то появился небольшой глиняный сосуд, напоминающий обыкновенный кухонный горшок, но с длинным горлом.
— Чего это он? — поинтересовался Степа.
Арцеулов промолчал, соображая, где он мог видеть подобное изображение. Дракон походил на рисунки на китайских вазах, но все же был каким-то другим.
Между тем старик, открыв сосуд, налил в чашу, как казалось, обыкновенную воду — совершенно прозрачную и чистую. Степа, облизнув пересохшие губы, подумал, что и в самом деле хлебнул бы глоток-другой, но вдруг замер. Ему показалось, что драконы на стенках чаши зашевелились. Косухин хотел протереть глаза, но сообразил, что драконы, конечно, и не думали двигаться — на то они и серебряные. Двигалась вода. Она начала медленно, но затем все быстрее кружиться, словно в чаше образовался маленький, но сильный водоворот. Затем прямо со дна прыгнул пузырек, другой… Через минуту вода в чаше кипела.
Арцеулов покачал головой, подумав, что хорошо бы позвать Семена Богораза. Самому Ростиславу с его юнкерским училищем понять подобные вещи было явно не по плечу.
Вода кипела пару минут, затем ее цвет стал меняться. Из прозрачной она постепенно стала розовой, потом красной, а еще через минуту — бурой. Кипение продолжалось, пузыри яростно лопались, и Степа вдруг сообразил, что старик держит серебряную чашу в руке. Сам бы он на подобное едва ли решился.
Старик, казалось, понял его мысли, вновь сочувственно улыбнулся и осторожно поставил чашу на каменный пол. Кипение тут же прекратилось, и вода начала медленно светлеть. Через пару минут она вновь стала чистой и прозрачной. Старик удовлетворенно кивнул, поднес чашу к губам и, не торопясь, отхлебнул. Затем худая, покрытая вечным загаром рука протянула ее Степе. Тот осторожно подхватил тяжелую серебряную вещь и вновь удивился — чаша была абсолютно холодной. Старик взглянул на него и что-то проговорил.
— Пить, что ли? — понял Косухин. — Так ведь… Да ладно!
Он решился и сделал глоток. Обыкновенная вода, вкусная и свежая, словно только из колодца, причем совершенно холодная.
Осмелев, Косухин сделал еще один глоток, затем протянул чашу Арцеулову. Тот выпил, не задумываясь, и вернул чашу хозяину.
— А ничего! — заметил Степа. — Хотя по здешнему холоду, я бы лучше спирту…
— Сейчас согреешься, воин…
Степа замер — это сказал старик. Сказал, как и раньше, на своем незнакомом языке, но теперь Косухин понимал каждое слово. По разом застывшему лицу Арцеулова стало ясно, что он тоже понял сказанное.
— Сейчас согреешься, — повторил старик. — Это сома дэви.
Степе действительно стало жарко, но не от воды, а от всего происходящего. Между тем, Арцеулов вновь пытался вспомнить — слово «сома» показалось знакомым.
— Я думал, мы поймем друг друга и без этого, — продолжал старик. — Но вы были слишком невнимательны…
— Так ведь… — начал Степа, но старик перебил его:
— Знаю. Те, что искали вашей смерти, были тоже невнимательны. Вы разучились смотреть и слушать. Это, наверное, плохо…
По бледным губам вновь скользнула улыбка.
Несколько секунд все молчали. Наконец, Арцеулов решился:
— Кто вы?
Он хотел добавить «сударь», но сообразил — это обращение никак не к месту. Впрочем, называть незнакомца «дедушкой» по примеру бесцеремонного Степы он тоже не решился.
— Я тот, кто послан встретить вас, — чуть помолчав, ответил старик. — Думал, вы догадались… Вы спешите, воины, и не успеваете даже подумать…
— Да чего тут думать!.. — решительно отреагировал Степа, но продолжать не стал.
— Подумайте, — вновь улыбнулся старик, но на этот раз его улыбка была печальной.
Степе как-то не думалось. На представителя китайской секции Коминтерна старик никак не походил, а больше встречать в этой далекой стране красного командира Косухина было, пожалуй, некому.
Арцеулов тоже не стал размышлять. Невеселая улыбка старика подсказала ответ:
— То есть… Нам что — конец?
— Я пришел встретить вас. Ваш путь закончен. Вы прошли его до последнего шага…
— Как это? — не сообразил Косухин, но вдруг понял и испуганно замолчал.
— Вас сторожат у тропы. Скоро они поднимутся наверх, и на этот раз будут более внимательны…
— И что? — тихо поинтересовался Степа. — Ничего сделать нельзя? Ну, спрятаться там?
— Вам незачем прятаться. Вы уже пришли…
Арцеулов молчал. Спрашивать было не о чем — он все понял. Много раз капитану представлялось, как это случится, но подобного он не ожидал. Впрочем, Ростислав подумал, что, наверное, никто не представляет, как произойдет такая встреча…
— А… вы всех так встречаете? — любопытство не оставляло Косухина даже в этой ситуации.
— Не всех…
Издалека, со стороны дороги, сухо прогремел выстрел. «Сигнал подают», — автоматически отметило сознание Арцеулова. То, что еще несколько минут назад воспринималось как чуть ли не самое важное в жизни, теперь стало далеким и неинтересным.
Степа между тем напряженно размышлял. Непробиваемый атеизм все же не отучил его сверяться с реальностью. Пещера, странный старик — все это было вполне реально, как и смерть, поджидавшая совсем рядом. Но все же Степа чувствовал — главное еще не сказано. Старик явно что-то не договаривает.