Демьянов же продолжил переговоры, но уже по телефону, переданному ему Гусиным. Главарь банды по памяти набрал номер Сергушина. Парень ответил тут же:
– Алло!
– Привет, студент! – насмешливо сказал Демьян.
Сергушин добродушно ответил:
– Привет! А кто это? Вызов без номера.
– Это, как говорится, доброжелатель тебе звонит.
– Что за доброжелатель? В чем дело? Кто вы? Пожалуйста, представьтесь!
– А ты вежливый мальчик, но, видно, горячий. В представлении нет никакой необходимости. Я вот что хотел у тебя спросить, Володя: ты любишь Катю Баянову?
В голосе парня явно зазвучали нотки тревоги:
– Что? Я не понимаю вас. Что вам, в конце концов, нужно?
– Я же спросил, ты любишь Катю Баянову?
– А вам какое дело? С ней что-то случилось?
– С ней ничего не случилось. А вот с тобой может, когда услышишь, что я скажу тебе дальше.
– Что? Что вам надо, черт побери?
– Мне? Ничего! Мне за тебя, Вова, обидно. Очень обидно. Ты к Кате с открытой душой, с чистыми намерениями, с любовью, а она?
– Что она? Да говорите вы!
– А она, Вова, сейчас у себя дома трахается со своим боссом, депутатом Ломаковым Сергеем Анатольевичем.
– Этого не может быть!
Демьянов усмехнулся:
– Эх, молодость, эх, наивность святая! Не веришь?
– Нет!
– Вот поэтому у нас мужья последними узнают о том, что жены наставляют им рога. Не веришь, Вова, – проверь. Тем более что сделать это проще простого. Поезжай по известному тебе адресу, улица Горького, дом 18, квартира 6 —и все увидишь сам. Своими собственными глазами. Только глупостей не наделай. Пусть Катенька трахается с Ломаковым. Зачем тебе шлюха? Ты молодой, другую, порядочную встретишь. Тебе ж всего…
Сергушин не стал слушать доброжелателя, отключил телефон. Сердце его учащенно билось. Тупая боль сжала желудок. Он бросился по лестнице на улицу – к стоянке, где стоял подаренный на двадцатилетие отцом новенький синий «Опель». А Демьянов, положив телефон на переднюю панель, усмехнулся:
– Клюнула рыбка! Повелся щенок на развод.
– Молодой еще, – произнес Кузнеченко. – Жизни не знает! Лох, одним словом. Нет чтоб прикинуть, а на хрена ему подобную информацию сбрасывают? Ведь так просто это не делается. Но куда там, сейчас у него не голова, а головка работает. Сам в петлю лезет.
– А как бы ты поступил, если узнал бы, что твоя баба спит с другим? – спросил Демьянов.
– Да никак! Послал бы ее на хер и завел бы другую телку. Мало ли их, что ли, вокруг вьется? Выбирай, не хочу. Ну, может, при встрече жало бы свернул, это в зависимости от настроения. Но разбираться сломя голову на стремную хату не побежал бы. Потому как западло для мужика. Идет она на хер, шлюха!
– Значит, ты никогда никого не любил.
– Чего? Демьян, ты о чем?
– О любви, Толик! Любовь – это страшное чувство. Сладостное, но страшное. Может до небес поднять, а может так о землю вдарить, что уже не подняться.
Кузнеченко не без удивления посмотрел на главаря:
– А ты че, любил? Вот так, чтоб башку потерять.
– Неважно! Сколько на твоих?
– Без десяти полдень.
– Точно! А сколько нашему мальчику до хаты Баяновой ехать?
– Не менее получаса. А сейчас, когда в центре пробки, – весь час. Педуниверситет находится на другом конце города. Нет, раньше чем через час не подъедет!
– А если по переулкам?
– Для этого надо лет десять в такси проработать, чтобы знать объездные пути. А он и тачку-то водить еще толком не научился. Лысый говорил, как выезжал от Думы, чуть под «Ровер» не подставился.
– Его сейчас ревность вперед гонит.
– Да хоть ураган! По крышам в пробках не поедешь. Руль грызть будет, а стоять.
– А если нет в центре пробок?
– Куда ж они денутся?
– Испарятся. Так! Через десять минут запускаем Кожана.
– Не рановато? Клиенты могут и не лечь в постель.
– Хрен с ними! Пусть валит любовников, где застанет. Главное, чтобы дело сделал и уйти успел до появления пылающего ревностью студента.
Ровно в 12.00 Демьянов вызвал Кожанова:
– Славик, слышишь?
– Конечно!
– Давай начинай! И помни, у тебя на работу не более пятнадцати минут. Режешь клиентов – и на свал. От подъезда отходи, не суетясь. Понял?
– Понял!
– Давай, Кожан! Удачи!
Отключив телефон, Кожанов, достав на ходу дубликат ключей, пошел вниз на второй этаж. Дверь в квартиру № 6 открыл легко и бесшумно. И тут же из прихожей услышал женский, прерывистый голос:
– Да, милый! Глубже! Еще! Вот так! Хорошо! Быстрей! Да…
Кожан похотливо ухмыльнулся. Интересно, депутат тоже ловит такой же кайф, что и его подружка? Или терпит, думая лишь об одном, когда ж наконец она кончит и он сможет передохнуть? Впрочем, это уже неважно. Оттрахались любовнички…
Бандит прошел к спальне, откуда доносились вопли молодой женщины, и открыл дверь, когда она закричала:
– Да! Все! Все!
Прыгавшая до этого момента на депутате Баянова навалилась на партнера. Из-за ее волос Кожан увидел вспотевшее лицо Ломакова. Глаза его были закрыты. В наступившей тишине, нарушаемой частым дыханием любовников, Кожан громко сказал:
– В натуре, все! Что может быть лучше, чем сдохнуть сразу же после оргазма?
Молодая женщина вскрикнула, вскочила, вытаращив свои красивые глаза на нежданного и непрошеного гостя:
– А? Кто вы?
Кожанов, понимая, что ограничен во времени, ответил:
– Твоя смерть, сучка ненасытная.
И тут же, подойдя к постели, взмахом вооруженной руки рассек Баяновой горло. Кровь хлынула из широкой раны на лицо депутата. Тот закричал что-то нечленораздельное и сбросил с себя труп любовницы. Попытался встать, но бандит вторым ударом вогнал клинок по самую рукоятку ему в горло. Отойдя от залитой кровью кровати, вышел в гостиную, обшарил карманы пиджака Ломакова. Документы и деньги не тронул, извлек лишь сотовый телефон депутата. Включил его, посмотрел на перечень звонков, нашел нужный номер. Достал свой телефон, вызвал Демьянова. Главарь банды ответил немедленно:
– Да, Кожан?
– У меня все! Записывай номер водилы покойного депутата. – Продиктовал цифры.
– Записано! Чисто сработал?
– Конечно!
– Депутат не оказал сопротивления?